Владимир Шаров: Рама воды

Глянцевые листья шелковицы,
Тополей пирамидальных ряд
И сухой горячий воздух – в лицах
Твой отъезд опять изобразят.

Медленно пройдешь ты по дороге
Вдоль холма, где зрелый виноград
Скачет, как вода через пороги,
Иль шпалеры ягодных солдат
Маршируют дружно на парад.

В мягкой глине утопают ноги,
На закате слабый ветер стих,
Тополя – как стражи у дороги,
Шелковицы – суженые их.

Вся бесконечная равнина
Речной водой иссечена,
И так же медленна и длинна,
Непеременчива она.

Лишь изредка седой ольшаник
Тебя минует вдалеке —
Такой же беспоместный странник,
Скитающийся налегке.

Тугая линия раздела
Земли и неба заросла
Густой травой и кашкой белой,
И дымом ближнего села.

Здесь легко уходить —
За собой ничего не оставишь,
Только голый такыр
И песчаных холмов вереница,
И прообраз коней —
Желто-серый песок
Меж барханов,
Дымящих на ветре,
Струится.
Здесь такыр,
Как брусчатка, звенит
И копыта не тонут в траве.
Как туркменов кочующих станы,
Здесь бездомные братья
Зеленых холмов —
От Арала до Каспия
Бродят барханы.

Проложит колею телега.
Впряженный мерин стар и плох,
У умирающего бега
Большие вмятины подков.

Следы колес равны пред Богом,
Мечтаний века в этом суть.
А мерин смертную дорогу
До дома хочет дотянуть.

Речной залив затянут ряской,
Поваленных деревьев мост ведет на дно,
Тела корней земных в горгоньей пляске
Сплелись в клубок и стали заодно,
Упавший верх, он вознесет основу.
Племя всех листьев, всех корней,
Ствола сошло с пути,
Вода недвижима, в ней созревает семя,
В начале августа она начнет цвести.

Осенняя прозрачность леса
К зиме приобретает смысл,
Деревья – линии отвеса
И плечики от коромысл.

С уходом листьев обнажилась
Идея дерева, оно
Держало воздух и кружилось,
И было с ним сопряжено,

Его отдельные начала
Пронизывая, как каркас,
В деревьях пение звучало
И тут же отзывалось в нас,

И вот оно, еще не явно
Связующее нас в одно,
Как в хоре, истинно и равно
Продлилось, соединено.

На солнце луг – как мед в вощине,
Густеет воздух, запахи впитав,
И медленно сползает по лощине
С холма. В переплетенье трав,
Среди жарой разморенных растений,
Как пятна солнца, чередуясь с тенью,
Мелькают, урожай собрав,
Шмели и пчелы. Старой липы крона
Плывет над лугом медленно и сонно
И кажется всем тучей дождевой.
И на закате не спадает зной;
Тяжелый запах разогретых трав,
В себя всю влагу из земли вобрав,
Пыльцою повисает водяной;
И марево, как насекомых рой,
Всю ночь лежит над преющей землей.

По осени, до листопада,
Когда еще травы густы,
Здесь к яблоням дальнего ряда
Пристали ореха кусты.

Посадки давно одичали
В тени и соседстве лесном,
Осины верхушки качали,
Повиснув над нашим окном.

Из дикого камня ограда,
Лес близко, наш дом на краю.
Деревья из старого сада
Листву с ним мешают свою.

Дождем примятая трава,
В нее упрятана равнина,
И озеро, и острова —
Как будто неба половина,

И вся страна, как облака,
И непроточною водою
Холмов покатые бока
Перетекают надо мною.

То примется, то стихнет дождь,
Штрихами мелкими наметил
Он силуэты дальних рощ,
Похожих на рыбачьи сети.

И облачная пелена —
Дожди весь месяц моросили —
Однообразна и грустна,
И бесконечна, как Россия.

Стволы поваленных деревьев
покрыты мхом,
Их корневища сгнили, и ямы
заросли землей,
Кору и мох повторят снега зимой.
Во время мора скот пал
и брошен пастухом.
Кто был хозяин здесь, предвидел
большой падёж,
В начале осени балтийский ветер гнилой
Несет дожди и с ними отсюда
уходит дух живой.
Кто ходит за тобой? Пастух твой знает,
когда ты упадешь.
В земле вода проложит корни свои,
И укрепясь, где дерево стояло,
начнет ручей.
Ствол дерева, покрытый мхами, —
он неизвестно чей,
Он здесь лежит всю осень, он дышит
от земли.