Артюр Рембо - Избранное. В переводе Станислава Хромова

Течет на плечи свежею волной,
Спадает тяжестью под летнею луной
Дриады обнаженной пышный волос —
Она в мечтах, ее не слышен голос;
Пора священных сумерек настала,
Селена белая кидает покрывало
К ногам Эндимиона, пряча страх,
Свои уста таит в его устах…
Поет и плачет речка вдалеке —
То Нимфа вспомнила, как в жизненной реке
Прекрасный юноша навеки смежил очи…
Влюбленный ветер гонит сон из ночи,
Где в ужасе святом и рощи, и леса
Покровы сняв, взирают в небеса,
Где снегири на мраморе горят, —
Миры и Человек с богами говорят.

Над черною водой, где сонных звезд свеченье,
Огромной лилией по девственной реке
Плывет Офелия в накидке подвенечной…
Оленей брачный зов несется вдалеке.

И сотни лет над бездной этой звездной
Звучит ее томительный напев,
Плывет она во мраке жизни грозной,
Допеть безумной песни не успев.

Ей ветер грудь целует осторожно,
Раскрыв прозрачные одежды не спеша,
Плакучих ив рыданья невозможно
Не различить под шелест камыша.

И вздохи грустные кувшинок раздаются;
Порой, гнездо в ольшанике густом
Разбудит невзначай, и тихо звуки льются
Далеких звезд о таинстве святом.

Как снег бела! Таинственна, прекрасна!
Погибла ты, гонимая рекой —
С норвежских гор ветра тебе напрасно
Поведали о вольности другой;

Напрасно ветра странные напевы
Заставили поверить чудесам —
Внимала ты с мечтательностью девы
И шороху листвы, и темным небесам;

И голосу морей, что грудь твою разбили,
По-детски нежную, гоня за валом вал;
Безумный рыцарь, выбравший из лилий
Тебя одну, к ногам твоим припал.

Свобода, Рай, Любовь! Внимая чудной были,
В огне мечты растаяла, как снег:
Твой синий взор виденья погубили,
И Вечность очи смежила навек.

Но есть Поэт, который о светилах
Расскажет, и о том, что ты была —
Лишь он, увидевший, теперь поведать в силах,
Как белой лилией Офелия плыла.

Здесь над черными водами Леты
Балаганным паяцам сродни,
Паладинов бесовских – скелеты,
Саладинов танцуют одни.

Их Вельзевул то дергает, то лупит
По головам подметками туфлей,
Чтобы заставить высохшие трупы
Под рождество кривляться веселей.

Любви утехи в жуткой пляске этой
Ломают по веленью сатаны
Покорные зловещие скелеты —
Стучат их кости, руки сплетены.

Велик театр, здесь хватит места многим,
В разгаре бал, запали животы,
И струны рвет над зрелищем убогим
На скрипках грозный гений темноты.

Летят по сторонам лохмотья кожи,
Подметки танец выдержат любой,
Картонных рыцарей сраженья зависть гложет,
И не понять: здесь пляска или бой?

С плюмажем ворона на белой шляпе снега
И драный свесив с челюсти лоскут,
Проворно на балу паяцы века
В сражении кружатся там и тут.

Со свистом ветер пляшет и резвится,
Органом стонет виселица, ей
За синим лесом вторит вой волчицы,
Пылают дали, адских бездн алей.

Кружи сильней загробных арлекинов!
Бессильны пальцы их, что к четкам позвонков
То тянутся, то корчатся, отринув:
В монастырях ищите дураков!

Здесь пляшет смерть… И вот, с порывом ветра
Скелет рванулся, прыгнув до небес:
Безумный! – до земли не хватит метра,
Как ни пляши – веревка держит вес!

И вновь с петлей на шее он забился
В конвульсиях придуманных страстей,
Как будто шут любимый возвратился
В свой балаган, на бал под стук костей.

Здесь над черными водами Леты
Балаганным паяцам сродни,
Паладинов бесовских – скелеты,
Саладинов танцуют одни.

Под черной сутаной страсти распаляя
И потирая руки, он идет…
Он сладко пел, слюну любви пуская,
И все, что будет, видел наперед.

Но раз мальчишка Злой неосторожно
Схватил его, – быть может, он и прав —
И за ухо трепля, ругал безбожно,
Сутану с потной кожи ободрав.

Расплата, что страшней для подлецов?
Грехов прощенных цепь в конце концов
Он перебрал, как четки, наг и бледен…