Татьяна Бирюза: Добрые стихи для всей семьи

– Ничего не бойся, сынок! – звенело теперь громко у него в ушах.

И Митька действительно не боялся, он сжимал верёвку, как тогда уголок одеяла, стоял, смотрел и не чувствовал страха. Только ноги окаменели, он не мог пошевелиться. Вдруг волчица вздёрнула вверх голову и завыла жутким голосом куда-то туда, далеко-далеко к звёздам и к этой огромной луне:

– У-у-у-у-у! – понеслось на весь лес и, казалось, на всю Вселенную.

Снег посыпался с еловой ветки, снова вспорхнула сорока, умчавшись подальше от услышанного ужаса. Вдруг из-под елей вынырнули два молодых волка. Это те волчата уже подросли и стали совсем взрослыми и сильными чёрными волками. Жуткий оскал перекосил их морды, лапы готовы к прыжку…

– Это конец, – выдохнул Митька. – Как хорошо, что нет со мной Алёнки…

Вдруг волчица одним прыжком опередила волков, встала наперерез и, оскалив зубы, как будто прорычала злобно:

– Стоять! Не трогать! Это ребёнок!

В подтверждение запрета волчица ещё раз завыла на луну, рыкнула в сторону подросших сыновей-волков, глаза её сверкали особой яростью. Митька стоял молча, почти до онемения сжимая верёвку от санок. В его глазах, как у того волчонка, застыл вопрос: «Что плохого я вам сделал?!» Ещё секунду волчица и двое молодых волков молча светили глазами-прожекторами в сторону Митьки, а потом по команде волчицы, резко отпрыгнув в сторону от тропы, скрылись в еловых зарослях. Небольшой лавиной сошёл с ели снег, докатившись до Митькиных ног. Где-то там, но уже далеко-далеко, снова затрещала напуганная сорока. Волчица с сыновьями уходила всё дальше в лес.

«Она увела их в лес, голодных и злых, она спасла меня… Почему?!» – бешено стучало в груди Митькино сердце. Ему вдруг показалось, что там высоко, где-то рядом с далёкими звёздами, соединились два голоса, два материнских сердца: мамы Насти и мамы Волчицы.

– Ничего не бойся, сынок! – звучал во Вселенной голос Митькиной мамы, и он перестал бояться.

– Не трогай, это ребёнок! – звучал во Вселенной голос Волчицы, и голодные звери не тронули ребёнка.

В зверином сердце волчицы нашлось место для сострадания, и, несмотря на страшный голод и своё хищное предназначение, она не позволила убить ребёнка.

Когда Настя потихоньку пробралась в деревню, чтобы узнать, как там выжили в этой страшной войне её односельчане, старики, женщины и дети, – она увидела пепелище с торчащими вверх трубами. Деревни больше не было.

Она еле вернулась обратно в сторожку, ничего не рассказав бабушке Мане и детям, сутки плакала. Все всё поняли. Случилось страшное горе. Возвращаться было некуда. Впереди ждала жестокая зима с морозами, новыми испытаниями и голодом…

Митька всю зиму оставлял в потухшем костре шкурки от печёной картошки, не съедая их, несмотря на голод. Для неё… Для волчицы.

С тех пор почти каждую ночь они слушали, как к сторожке приходила волчица, выла на луну и разгребала лапами остывшие угольки в поисках шкурок от картошки, бродила по крыше землянки-сторожки, заметённой снегом. Перекусив шкурками, опять садилась на свою тропу под луной и пела свою волчью песню:

– У-у-у-у!..

«Настоящее сердце у этой волчицы!» – думал Митька, засыпая, повернувшись на бочок к стенке.

Он больше не сжимал уголок одеяла от страха, он перестал бояться лесных зверей. В свои 8 лет Митька с горестью понял, что жестокость людей, которые сожгли его деревню, намного страшнее той – лесной и звериной…

А война шла своей кровавой дорогой всё дальше и дальше…

© Copyright: Татьяна Бирюза, 2014

Свидетельство о публикации № 114122709095