Влад Бурцев - Бездны и Высоты. Поэтический нарратив о жизни и любви. Тери. Грустная повесть о собаке

Город просыпается, а мне бы
Поскорее в теплую постель.
Эта ночь прошла, как сказка-небыль.
От чего же тошно так теперь?

Ну, вроде бы, какой пустяк —
Попался под ногу червяк.

Но мне испортил настроенье —
Он тоже божее творенье.

Я не желал ему вреда.
Была, мне помнится, среда.

Дождь моросил, и на асфальт
Он выполз. Я не виноват.

Я шел домой, а может, нет.
Не в этом суть, но я во след

Смотрел прекрасной незнакомке.
А тут и он, как после ломки,

Ползет бессмысленно и тупо
Навстречу смерти. Это ж глупо.

Я не буддист, и я Ахимсу
Не исповедовал. Вот крысу

Прибил бы твердою рукой.
Но тот червяк он в мой покой

Погибелью своею вторгся.
И та ушла — одни расстройства.

Стою и мыслю философски:
Ведь бог всех любит по-отцовски.

Вдруг я неловкостью своей
Вмешался в тайный ход вещей.

И рвется некая цепочка:
Не даст потомства дождевик,
А через годы этот миг
Предстанет катастрофой.
Точка.

Мальчик писает на снег
Белый и пушистый.
Мальчик писает на снег
Первый, самый чистый.

Он смеется, нос задрав
В голубое небо.
Глаза слепит Солнца сплав.
Мир, как сказка-небыль.

Жизнь, малыш, вся впереди
Полем белым-белым.
След оставишь? Наследишь?
Вот шажок твой первый.

Шумной стайкой воробьи
Облепили ветки.
Мальчик вздрогнул, от земли
Пар поднялся терпкий.

Я ухожу, мне дома не сидится.
Я в парк осенний, выстланный листвой,
Иду, как прежде, чтобы насладиться
Пронзительной вечерней тишиной.

Накрапывает дождик. На асфальте
Дождинки морщат в лужах облака.
Нагие деревца — красавицы на злате,
Стоят высокомерные слегка.

Все нараспашку летнее кафе.
В него бесцеремонно входит Осень.
Кружится лист в хрустальной синеве.
На стол ложится, будто что-то просит.

Стальными пиками суровый строй оград,
Пленит бесстрастно липы и осины.
Невольницы стыдливо свой наряд
Снимают на ветру. Клаксоны рвут машины.

В игре контрастов потаенный мир.
Гравюру полдня пишут светотени.
Над венской булочкой пернатых шумный пир
И мусор улиц мечется в смятенье.

Гремит трамвай железной сатаной.
Крылами машут шиферные крыши.
Девчонок каблучки стучат по мостовой.
В витринах мир бежит. Прохладой Осень дышит.

Жизнь дачная размерена до скуки,
Однако есть и радости свои:
Здесь женщины без юбки и без блузки.
Ну, се ля ви.

Цветет жасмин, цветки жасмином пахнут.
А чем еще? Жасмин ведь не сирень.
Любимая пропалывает грядку.
Июньский день.

Настырный хмель добрался до балкона,
Годеции, как розовый пожар.
Купальник на любимой лишь условно.
Пикантно мал.

Пион склонил бутоны на тропинку,
Анюты глазки смотрят снизу вверх.
Любимая опять прогнула спинку.
Как сладок грех!

Ирис в жабо чванлив, высокомерен,
Ромашка местечкова и проста.
Пейзаж с любимой в целом неизменен.
Эх, красота!

Кукушка сотню лет накуковала
И дальше продолжает куковать.
Сто лет для счастья, вроде бы, не мало.
Что ей соврать.

Цветет жасмин, цветки жасмином пахнут.
Орех по саду мягко стелет тень.
Любимая пропалывает грядку,
Который день,
который день.

Я родился сегодня, Осенью,
Когда липы гаснут, как лампадки,
Когда купол неба, как церковный
Весь расписан ликами святых.

Я родился с хором певчих ветров.
Я родился в золоте соборном,
Под кадилом месяца седого,
На просторах Матушки Руси.

Кого оплакивает ночь?
Окно в слезах
В лицо мне смотрит скорбно и печально.
И зреет, чувствую, набат в колоколах
По жизни, что так глупа и случайна.