Роман Перельштейн - Костер Померанца и Миркиной. Эссе, лекций, стихи

Казалось бы, с этим все понятно. А ведь если задуматься – где происходит установление духовных контактов между светской и религиозной культурой? Разве не в сердце человека? И разве ни каждый день это происходит? Допустим, меня спрашивают: «Вы верите в Бога?». – «Да, но не так, как вы думаете», – отвечаю я. «А откуда вы знаете, как я думаю?» – «Вижу по глазам. И вам советую больше читать по глазам». Чуткий собеседник улыбнется и позволит еще лучше узнать себя. Нечуткий – закроется, спрячется в новые вопросы.

У католического священника и писателя Энтони де Мелло, одного из любимых авторов Миркиной, есть такая притча. Атеист спрашивает мастера, который является собирательным образом всех мудрецов: «Скажи, существует ли Бог на самом деле?» – «Если ты хочешь, чтобы я был предельно честным с тобой, то я не стану отвечать». Продолжает де Мелло так: «Позже ученики спросили у Мастера, почему он не ответил. «На этот вопрос нельзя дать ответ», – сказал Мастер. «Значит, ты – атеист?» – «Конечно, нет. Атеист совершает ошибку, отрицая то, что нельзя выразить словами. […] Теист, напротив, делает ошибку, утверждая то, что нельзя выразить словами» 21 21 См.: Энтони де Мелло. Одна минута глупости. М.: София, 2005. .

Светской и религиозной культуре, равно как Востоку и Западу, тяжело договориться, пока они воспринимают себя как ментальные противоположности. Но, если они помыслят себя как части смутно угадываемого целого, как органы одного тела, то конфликт между ними исчезнет. К снятию неразрешимых духовных конфликтов и стремился Померанц, выразив это в замечательной, кажется, уже всем известной формуле: «стиль полемики важнее предмета полемики».

Мы знаем множество отзывов о нем. Один из самых емких принадлежит академику Андрею Дмитриевичу Сахарову. Лидер правозащитного движения в СССР оставил нам яркий портрет своего единомышленника. «Наиболее интересными и глубокими были доклады Григория Померанца – я впервые его тогда узнал и был глубоко потрясен его эрудицией, широтой взглядов и “академичностью” в лучшем смысле этого слова… Основные концепции Померанца: исключительная ценность культуры, созданной взаимодействием усилий всех наций Востока и Запада на протяжении тысячелетий, необходимость терпимости, компромисса и широты мысли, нищета и убогость диктатуры и тоталитаризма, их историческая бесплодность, убогость и бесплодность узкого национализма, почвенности» 22 22 См.: Игумен Вениамин (Новик). Мудрец среди нас. Журнал «Звезда», 2008, № 3. http://www.zh-zal.ru/zvezda/2008/3/no9.html .

Померанца нельзя назвать противоречивой фигурой, он удивительно целен. И только такие цельные люди, как он, могут соединять в себе, казалось бы, несоединимое. Он был организатором полуподпольного философско-исторического семинара, а потом боролся с подпольем как с бесовщиной. Он исследовал творчество Достоевского и дзен-буддизм. Рискуя карьерой и жизнью, защищал права человека и еще более самоотверженно защищал Бога от человека, который не желал видеть дальше собственного носа. Он был крупнейшим мыслителем современности, обогнавшим свое время, и – «медлящим проводником в вечность», то есть мистиком. Преждевременная смерть Иры Муравьевой, с которой Померанц прожил в браке совсем недолго, сделает его Иовом, вызывающим Бога на суд. А встреча с Зинаидой Миркиной, его будущей единомышленницей и супругой, станет ответом Бога. «Чего-то самого главного я не мог почувствовать и поэтому не мог понять. А тут вдруг прямое прикосновение к тому, вокруг чего я кружился. Бог страдает вместе со мной, и каждая наша смерть – крестная жертва» 23 23 Померанц Г.С. Записки гадкого утенка. М.: Российская политическая энциклопедия, 2003. С. 374. . В 1960-м он услышит стихотворение Миркиной «Бог кричал». И строки «Бога ударили по тонкой жиле, / По руке или даже по глазу – по мне» перевернут его. Померанц и Миркина свяжут свои жизни более чем на полвека, и все это время Иов будет внимать.

Не только Григорий Соломонович, но и Зинаида Александровна – многострадальный Иов. Болезнь, которая первый раз заявила о себе в девятнадцать и на пять лет приковала Миркину к постели, всю жизнь досаждала ей. Зинаида Александровна признавалась, что у нее с болезнью ничья. Она не может победить свой недуг, но и недуг не может одолеть ее. О всех этих метаморфозах Померанц писал в «Записках гадкого утенка» с потрясающей честностью: «Не было учителя, который провел бы меня от проблесков к совершенному пробуждению. Некому было довериться – кроме Зины. Ей я сразу поверил. И хотя до сих пор не умею созерцать так глубоко, как она, – от нее я многому научился. Но она сама не все знала, – или не все могла, придавленная своей болезнью. И наконец, она была она, а я был я, и мне надо было найти самого себя, а не только видеть ее. И все же я сразу поверил ей, и это мне очень помогло» 24 24 Там же. С. 110–111. .