Анна Аион - Море чернеет

Блестящая монета летит в воду —

Чтобы снова уехать

И снова вернуться.

Пёстрое ароматное странствие

Не должно закончиться, пока воды моря полны.

Сумеречное море,

Волны накрывают с головой

И прокатываются по камням.

Не страшно,

Спокойно.

Нефритовая голова Медузы

Щерится змеями и шепчет: «Всплывай».

На поверхности я вдыхаю небо

С росчерками ушедшего солнца.

И снова приближается волна —

Море не отпускает,

Море засасывает в глубину.

Я прыгаю вновь на высоту волны,

И она, черкнув по горлу,

Обрушается на берег.

Горгона ласкает мои стопы у самого дна

Змеями-водорослями.

Нефритовое море с прожилками йода

Оторвавшихся ото дна разнотравий.

Я выхожу на берег,

Который почти опустел —

Люди проводили закат и расходятся по домам.

За спиной грохочет волна,

Вздыбливает гальку.

Слышу тебя, море.

За тысячи километров – слышу.

В раскатах грома,

В проводах радиовышек,

В тени олив

И в шлепках зрелых слив

О землю.

И через время.

Во мне

Память о твоей земле —

О твоей зыбкой поверхности,

О силе и нежности,

С которой касаешься волнорезов,

Когда накрываешь их пеной,

Как человеков – волной.

Со мной

Твои ненавязчивые уроки,

Твои потоки.

В покое и буре

Раскрылось море,

На жёлтом буе

Блестит солью,

Искреннее в своём движении.

Чистое даже мутной водой.

Твой покой переходит в вой,

Твоя буря становится извержением

И затихает в рассвете прозрачностью.

Море всегда есть то, что оно значит.

Загадки Сфинкса не по твоей части.

Честность намерений,

Следование ветрам и настроению —

Это мои домыслы о тебе.

Что я раскрываю в волне,

Говорит обо мне.

Ближе к сердцевине моря

Я поняла:

Чтобы нарисовать море,

Надо знать особенности течения,

Чтобы нарисовать облака,

Надо знать направление ветра.

Надо видеть,

Надо предсказывать,

Но это потом.

В начале – знать, прожить.

Чтобы зритель понял картину,

Надо знать его язык.

В конце концов, картины «пишут».

Я говорю: «Рисовать».

Кем надо быть, чтобы соединить все толки?

Проводником, аккумулятором.

И мастером инструментов.

Ближе к сердцевине моря

Нет вопросов и мыслей,

На берегу —

Они ждут,

Чтобы собрать плоды-щедрость,

Которой наделяет море

И облака над ним.

По февралю разухабисто грохнуло море,

Отмывая кварталы дождём проливным.

Освобождает дороги от пролитой крови:

И своих, и чужих.

Эта картина, я видела, в будущих днях воцарится,

Ибо к ней, я и пьяной, и трезвой походкою шла.

Ибо я, злобой пресытившись на обезумевших лицах,

Одно убиваю лишь – страх.

Море чернеет, клокочет, ветрится и в прошлых, и в будущих днях —

Я, наконец выгребаю, и дно перестаёт мне скользить.

Я собираю все вещи: о чём не врала себе, о чём врала.

О, я касаюсь источника сил.

Сандалии мои из тёплых дней,

Чтобы понять, не стали ли тесны,

Я надеваю и встаю в ручей

Начавшей таянье кругом весны.

Не холодно, я слышу запах волн,

Они теплее сердца – лишь пока.

Я – вера, я – надежда, я – любовь.

Как мне тепло, да будет так же вам.

Как нежно, сладко – ощущенье сил

Пусть тоже к вам на берега придёт.

Я отдаю сандалии вам мои —

Пусть вам неловко строить эшафот.

Милое, дорогое море,

Мы – едины по крови.

Ниже твоего дна

Я легла,

Мысли —

Твоим волнам.

Очистишь —

Спасибо.

Нет – возьму на себя

Обратно

Свою ответственность.

Стократно

Прячет меня поверхность.

Но твоя тишь —

Ею ты говоришь,

И её я слышу.

Этот язык дышит,

Не используя знаки.

Панические атаки

Растворяет как соль

Твоих непокорных волн.

И поэтому именно ты

С милосердием красоты,

Принимающей всё человеческое,

Звучишь во мне бесконечно,

Даже когда глуха.

Не страшно, если отвалится нос —

Твой запах во мне пророс

И идёт сквозь меха

Нечеловеческого лица,

Сквозь его морщины,

Похожие на щетину.

И поэтому я иду

К земляному ядру

В надежде найти там истину,

Стоящую борьбы за жизнь.

Трудно себя не убить,

Но ты простительно —

И это твоё разрешение

Приводит меня к себе,

Спрятанную в яйце,

В ядре

Многослойного семени.

Именно это открытие

Возвращает меня к событиям.