Полина Аширова - Перемирие

Была б я тобой, то б на «кысь» оглянулась,
Об ноги б потёрлась, в ладонь бы уткнулась
Ласкательных линий судьбы человечин
Я тоже, как ты – полусыт да беспечен,

Бываю угрюм, от погоды зависим,
Но ангелам почты не шлю грубых писем
Так мы ж существуем в совместной ловушке!
Давай подарю тебе ласку, зверушка?

Но кошка сверкает двумя фонарями
Да вас за такое прозвать дикарями!
Была б я тобой, я б молила о ласке,
Чтоб яркость хранить у трёхцветной окраски

С лукавством танцуют подвижные брови
Подвздошные гребни целуются с кожей
Упругие мыщцы – любовники крови
Ты, облик, всецело, неистово божий!

«Спиной, может, встать? Хорошо? Вы согласны?»
Лихой поворот – там свидание лопаток
Ты знала б, модель, как жива и прекрасна
Телесность твоя в ворковании складок!

В различных союзах рождаются дети
Я вижу их! Громко кричат капилляры,
Пока их отец за прекрасность в ответе:
Стучит и стучит – да так звонко, так яро…

А мать в гости к мышцам опять зачастила:
Где в мускулах кровь, там ласкается кожа
И в этом, похоже, и слабость, и сила
Какой же ты, облик, неистово божий!..

На косяке полно надсечек —
Мы рост скелета отмечали
Вот палка, палка, огуречик,
А вот – комок беды-печали

Скулят графитные отметки
С обозначениями даты
Когда-то – маленькие детки,
Теперь – серьёзные приматы

Тотемный столб, завет прими мой:
Ты – сторож зыбкой детской дрёмы
И секретарь неутомимый,
Дверные гладящий проёмы

Ты – босс отбоев и подъёмов
И комендант увеличений
Пока стоишь в дверных проёмах,
Храни графит обозначений

Смотрит Берлин с картины
Ждёт остриё фактур
Лаковых покрывал плавающий сумбур

Манит меня, скотина,
Мой воскрешает тур
Давешней простоты в гонках немецких фур

Вот и уставший мост
Вспомнил мой чуткий шаг
Мне довелось тобой крыть белизну бумаг,

Голод моих холстов, жажду пути, Берлин
Стань же моей стезёй, сутью моих рутин!..

Я как-то услышала это в церквушке
Баптистской в одно воскресенье
Оно трепыхалось мигренью в макушке —
Пронзившее дух потрясение

– Зачем надо людям кричать друг на друга,
Когда, проронив понимание,
И, волю давая отраве недуга,
Играют в посудобросание?

– Сердца отдаляются, сын мой, на мили
Кричать – чтоб услышать сквозь воздух
Толстенного слоя и облако пыли
– А где эти мили? На звёздах?

– А мили, о, сын мой… они между нами,
Не дай им расти и плодиться
О, как нелегко неврагам временами
Мириться, мириться, мириться…

– Скажи, а влюблённые тоже дерутся?
– О, сын мой, хотелось бы верить,
Что склоки их скверные в пепел сотрутся
– А сможем ли это проверить?

– Попробуй, о, сын мой: покуда услышишь
Щекочущий искренний шёпот
Из уст миловидных, что даже не дышишь,
То знай – то сверхценнейший опыт

– А значит ли это, что мили иссякли?
– О, сын мой, конечно! И чудо,
Что были актёры глобальных спектаклей
Всего лишь на пробах этюда

Я как-то вняла этой истине в церкви:
С мигренью я вышла оттуда
И мили иссякли, и мили померкли
Любовь – наше топливо. Чудо

Не бывала на космических орбитах, не вкушала пыль Венеры
Мне не хватит сотни жизней, чтоб земною красотою напитаться,
Ведь она в своих огромностях, по правде, никакой не мыслит меры
Есть особенное место и ему хочу в любви своей признаться

Только здесь могу увидеть, как гармошка самолёт целует в щёку,
Как резвятся под шпагатом его рук лихих турбин грибные шляпки,
Как в оранжевых жилетках человечки шелестят неподалёку,
Как ребёнок восхищённо тычет в небо удивлённою культяпкой

Что вы строитесь в шеренгу, ненаглядные мои вы пассажиры?
До посадки вы успели бы списать подсказки с неба на ладошку:
Добродушные пришельцы с полнолунного жемчужного инжира
Посылают их, покамест вход кусает ненасытная гармошка

Ты доставь меня к красотам, чудо-птица инженерной умной мысли,
Ты крутись, грибная шляпка, суетитесь, человечки, пой, диспетчер!..
Без тебя мне не найти моей земли с её душой в подспудном смысле,
Без тебя в моих глазах всегда рябил бы темнотой холодный вечер