Виктор Серов: Тверские перекрёстки. Выпуск 3

Чтоб не сорвался с первой же тревогой,
Подняли на бетонный постамент.
Хранитель вашей памяти убогой —
Я, старый танк, пришелец из легенд.

Ни ржавчины, ни трещины на траках.
В запас ушёл за прошлые труды,
Но пушки ствол всегда глядит на запад
Намеком вам, откуда ждать беды.

Я помню все, как будто днём вчерашним,
И вал атак, и выстрелы в упор,
Броню в огне и сорванные башни,
И весь в дыму пылающий мотор.

Я слепну под огнями фотовспышек,
Как будто сплю и в триплекс вижу сны.
Стою и развлекаю вас, людишек,
А я же создан вами для войны…

Я все смогу, я покажу, как надо.
Я прыгну с постамента в новый бой.
Лишь дайте мне соляры и снарядов,
А там посмотрим, кто уже седой…

Неслышный крик с мольбою о свободе,
Но пробежал еще один мой год.
А май цветет… и что-то не приходит
Четвёртый и последний мой мехвод…

Пока живу на свете я,
Пока дышу родной планетой,
Я с вами, верные друзья,
Мои добрейшие поэты.

Я с вами буду до конца,
То есть до смерти, до кончины.
Нет, я умру не от свинца,
А от неведомой причины.

Небо в луже отразилось —
Голубое-голубое.
И она преобразилась,
Стала словно неземною.

А по ней плывут кудряшки,
Удивляя белизною, —
Шаловливые барашки
Поиграть хотят со мною.

Дерево тенистое,
Неба бирюза.
Солнце золотистое
Мне слепит глаза.

Встала утром рано,
Вышла на крыльцо —
Ветерок желанный
Сполоснул лицо.

Юркая синичка
Свистнула: «Привет!»
«Здравствуй, Божья птичка!» —
Говорю в ответ.

Мне говорят: рублю сплеча,
Что жизнь меня ещё не била,
Решаю сходу, сгоряча,
Что в этом слабость, а не сила.

А я глаголю им в ответ:
Вы мне неправду говорите,
В горячности бессилья нет,
В ней сила есть, она в зените.

Пусть открываю я бока
И позволяю бить под сердце,
И пусть, кто бьёт, тем жизнь легка,
А терпит кто – горчее перца.

Люблю после ночи бессонной
Смотреть, как рождается день:
Сначала фигуркою тёмной
К земле прижимается тень,

Над ней золотою полоской
Блеснёт первый солнечный луч,
Несмелый пока что, неброский,
Пробьётся сквозь марево туч.

Потом заиграют расцветкой
Деревья и крыши домов,
Рябина кудрявою веткой
В окно постучит мне без слов.

А я всё стою у окошка,
Смотрю, как рождается день.
И грусть отчего-то немножко
Ложится на сердце. Но день!

Но день! Он родился! Он новый,
И светлый, и ласковый он,
Дарить красоту всем готовый,
И радость, и жизни трезвон!

Гроздья рябины красной
Смотрят в моё окно.
Клён, её сокол ясный,
Срублен людьми давно.

Нет и пугливой осинки,
Завяла она в жару.
Дождика лишь слезинки
Смочили тогда кору.

Нет и ольхи-соседки,
Не с кем теперь дружить.
Сникли рябиньи ветки,
Скучно ей стало жить.

Кажется мне, что слёзы
Текут по её коре.
Или, как у берёзы,
Струится сок на жаре?

Грустно одной рябине
Слушать веселья шквал.
Могла бы склониться к малине —
Да ствол уж негибким стал.

Но всё же она не тужит!
Радость приходит и к ней,
Когда среди зимней стужи
Кормит она снегирей.