Виктор Серов: Тверские перекрёстки. Выпуск 3

Дождик, хмарь, туман, повсюду лужи,
Даже тянет выпить, хоть и утро.
Дальше точно будет только хуже.
Как ни ляг – сплошная Камасутра.

Эх, сейчас бы в кресло с чашкой чая,
А не эти ро…, простите, лица.
Кандидат с плаката что-то знает.
А иначе чё он веселится?

Кому много дано, с того много и спросится,
Но чем выше полёт, тем и падать больней.
Исполняя падением чьё-то пророчество,
Я ломал свои крылья о грани камней.

И пришёл в этот мир откровенно досадуя,
Что остался отброшен, забыт и презрен.
Так бывает порою и ангелы падают,
Чтоб потом навсегда стать другими совсем.

Да, живой, но теперь ничего не поделаешь,
Стал сжигающим взгляд и шаги нелегки,
Даже перья, когда-то сверкающе белые,
Превратились на крыльях в стальные клинки.

Я из списков небесного воинства вымаран,
И низвергнут навечно – таков Его план.
Кто там пел о свободе какого-то выбора?
Вся иллюзия выбора тоже обман.

Кому много дано, с того много и спросится,
За падение вниз и стремление вверх.
Исполняя падением чьё-то пророчество,
Я пикировал вниз, словно раненый стерх.

Наказание редко бывает наградою,
После тоже приходится верить и жить.
Эй, смотрите я падаю, падаю, падаю.
Может даже за это и стоит простить…

А февраль, провожая зиму,
Разрыдался, как истеричка.
Крыши зданий, как строчки стынут,
Их сосульки берут в кавычки.

Лёд и брызги дорожной каши
Разлетаются до обочин.
Вечер тёмным мазком гуаши,
Только стали короче ночи.

Торопливо крыла раскинув,
Тоже чем-то сродни искусству,
Недопадавшую рябину
Снегири подбирают шустро.

Как финальный аккорд затянувшейся зимней погоды,
Зарядил снегопад, да во всей своей дикой красе.
Знать решила зима, что подходит минута для коды,
И пора попрощаться, но так, чтоб запомнили все.

Нерешительный дворник глядит на лопату с тоскою,
И гадает бедняга: «Уже убирать или нет?»
А мальчишка на лавке снежки собирает рукою,
Чтоб потом от души запустить их опять в белый свет.

И в лицо, и в ладонь попадают мне метко снежинки,
И под ноги летят, и прицельно, и так… наугад.
Три серьёзных кота пробежали куда-то тропинкой.
Снегопад – снегопадом, а всё-таки, граждане, март…

Всадник на камне давно уж не верит в судьбу.
Множество лет не сходить с постамента – мучение.
Он оправдал свое вечное предназначенье —
Город хранить, отгоняя ладонью беду…

Всадник на камне устал. Устаёт и металл.
Что говорить? Даже люди теперь не из стали.
Все мы устали, давно и смертельно устали
В скачке, где век, словно дикий табун проскакал.

Всадник на камне прочувствовал времени суть,
Годы и воды, ветра и войны барабаны.
Все перенёс, продолжая для нас постоянно
Взглядом и волей державной показывать путь.

Всадник на камне сурово глядит с высоты.
Толпы у ног – кто-то зван, кто-то вовсе непрошен.
Кто за него теперь сможет принять эту ношу?
Может быть, я? Может он или, может быть, ты?

Поредел батальон после первой воздушной «прополки»,
Много выбил налет, да и так невеликая рать.
И стучались в висок, как по брустверу мысли-осколки,
Пригибая нас вниз: «Убивать, убивать, убивать…»

Над изрытыми взрывами в черных провалах полями
То остатки тумана, то дымной завесы клубы.
Смерть косою привычно устало махала над нами
И взлетала земля на дыбы, на дыбы, на дыбы…

Отгремел артобстрел. Появились незваные гости.
Все крадучись идут, в полный рост уж давно не с руки,
И белеют костяшки, сжимая винтовки от злости,
И звенит тишина: «На штыки, на штыки, на штыки…»

Из окопа рывком, по земле со следами ожога.
Поглядим кто-кого, уже видно нашивки вблизи.
И бубнит про себя даже тот, кто не верует в Бога:
«Сохрани и спаси, помоги, сохрани и спаси…»
…
Лезет божья коровка куда-то по тонкому стеблю.
Что-то руки дрожат, из кисета не взять табака.
Уцелели и ладно. Эх, лечь бы на тёплую землю
И смотреть не дыша в облака, в облака, в облака…

На раскисшей грязи вязнут ноги солдат-санитаров.
Кто-то дальше пошел, кто склонился, кто пал до земли,
И по небу летят в облаках рядом с душами в парах
Острым клином домой журавли, журавли, журавли…