Михаил Смирнов - С рифмой по жизни (сборник)

Гордон-Кихот в прямом эфире,
сплотил маститых рать мужей,
тех, кому на виц-мундире,
п…рать уж негде – всё музей.
Он рать возглавил, видит взором,
на сцене крутится ветряк,
сатирик там был М. Задорнов,
молол слова в муку – остряк.
Слова, как шарики попкорна,
взлетали, падали, дробясь,
народ, смеясь, был рад, бесспорно,
частица РА имела власть.
Тянулась власть её в Египет,
В века минувших в бозе дней,
когда монарх взял в руки скипетр,
и стал сиять, как сто огней.
Ра…ссия, Рашен, не Египет,
И связи нет тут никакой,
Гардон-Кихот нашёл эпитет,
и повод, чтоб готовить бой…
…Здесь упущу детали пьесы,
Как был повержен Дон-Кихот.
…Куда ты прёшь, Гордон-повеса?
По духу ты не патриот.

В кармане старого костюма,
нашёл забытый фунт изюма,
копюр, весомых, две бумажки.
теперь достойных промокашки.
Изюм на вкус остался сладок,
жаль копюр, в душе осадок.
Дефолт, инфляция, реформа,
по ним прошли волною шторма.
А фунт, как был, остался фунтом.
Изюм я съел на завтрак утром.
Мораль подскажет Интернет –
изюм хранится, деньги – нет.

Ещё не знали изобилья,
но знали Очередей бум,
тогда авоську от бессилья,
с собой носили даже в ГУМ.
В плетёном кружеве авоськи,
лежал батон и колбаса,
виднелись часто хвост селёдки,
московской водки телеса.
Пусть на виду всё это было,
но дорожною сумой,
авоська долго нам служила,
всегда с распахнутой душой…
А теперь в цветном узоре,
пакет стал разовый в ходу,
и свалки мусора, am-sorry,
не красят город и среду.

На холст бумажный положу,
Мазками грубыми я рифму,
И, куражась, покажу,
Трепет губ прекрасной нимфы,
Трепет ветра в волосах,
И необузданные дали…
Как мчится время на часах.
А музу вы там не видали?

Не раскрыта загадка природы,
Почему любят женщин одних,
Мужчины у разных народов,
А женятся все ж на других.
Это похоже на мистику,
И статистика здесь ни причем,
В глубинах души эта истина,
И ее не добудешь, мечем.
По любви браки редки, случайны,
И, если не кривишь душой,
Она приоткроет всем тайну,
Почему ты женат на другой.
Мужская душа ведь не женская,
Из другого она вещества,
Мужчины все любят и женятся,
Опутавшись в мир волшебства.
Туман колдовства женской магии,
Чарами скроет всю фальшь,
И вальс Мендельсона заманчиво,
Закружит под вами асфальт.
После свадьбы поднимется мантия,
Что скрывала все тайны от вас,
Без прикрас это фото, без магии,
Откроется профиль, анфас.
Колдовство все рассыплется в дребезги,
Как посуда под женской рукой.
Разве можно любить эту бестию?
Тут мужчина взгрустнет о другой.
Но другая уж замужем тоже,
Только муж от нее не в восторге.
Он был околдован и должен,
Думать о чести и долге.
По любви браки редки, случайны,
Чаще это мираж и туман
Но, если любовь повстречалась,
Проверьте, что то не обман.

Говорят не зря про русских,
Что могут долго запрягать,
На куски поводья узкие,
Разорвут и вспомнят мать.
Оплошают, как на горе,
И спешат, чтоб не отстать,
Рысью мчит лошадка вскоре.
И ей на версты наплевать.
Гриву ветер раздувает,
Под стук копыт и власть узды,
Неслась бы так, но жаль бывает.
Распрягают без нужды.

В богатом царстве правил царь,
Не стар годами был,
Знал меру власти государь,
И праведником слыл.
Народ молился за царя,
Желая многих лет,
Хулил, по правде говоря,
Его слугу за вред.
В чертогах жил трёхглавый змей,
На службе у царя,
Был не в чести он у людей,
И, видимо, не зря.
Не первый век царям служил,
Смотрел им прямо в рот,
С правдой чистой не дружил,
Обманывал народ.
Крутил законы длинный хвост,
К царю в полати лез,
Вставал во весь змеиный рост,
Когда к нему шли «без».
Был, как-то в царстве, недород,
Народ и стал роптать,
А в закромах царя в тот год,
Богатств не сосчитать.
Поднял налоги Змей, да вот,
С Указом перегнул,
Народ втянул тогда живот,
А пояс затянул.
К царю послали ходока,
Чтоб весть с колёс принёс,
Как Змей урезал едока,
Детей довёл до слёз.
Как он ссылался на царя,
И на его указ,
А сам подати втихаря,
К себе тащил не раз.
Ходок был принят, слушал царь,
Смотрел на Змея вкось:
– «Тебе богатств моих, что ль жаль,
Народу кинул кость?
А ну, ложи главу под меч,
Не смог коль уберечь,
Пора пришла одну отсечь.
Палач, руби ка с плеч!..
Глава скатилась, как горшок,
В подставленный мешок,
А две другие впали в шок,
Согнулись на вершок.
– Теперь готовь двумя Указ,
Исправь свой прошлый грех,
Держать еду впредь про запас,
Обязываю всех.
Прорехи, есть что, все зашей,
И кушать людям дай,
Тащить к себе домой не смей,
Я сверю опись, знай»…
…Народ тому был очень рад,
Плясал и стар и млад,
Дела пойдут теперь на лад,
Урезан казнокрад.
А Змей, урезанный в правах,
К царю полз на доклад,
Уже при двух своих главах,
И капал с жала яд:
«Я виноват, мой государь,
Главу срубил твой меч,
Сложил её я на алтарь,
Позволь сказать всё ж речь.
Тебе служить двумя клянусь,
Не хватит коль ума,
Сложить вторую не боюсь,
Готова в мир сума.
Народу всякий плох закон,
Его ты не жалей,
Я Змей двуглавый, не дракон,
Не ем мирских людей».
Одёрнул с места Змея царь:
– «Ты вздумал тут шутить?
При свете дня включил фонарь!
Хвостом при мне крутить?»
…Учтиво спину выгнул Змей,
Слезу пустил из глаз,
К царю подполз: «Я не злодей,
В народ ушёл Указ.
Раздал еду всем, просят пить,
Клянут змеиный род,
На шее, видно, проще жить,
Расслабился народ.
Запахнуть смутой может дым,
Огонь погас пока,
Дай только волю молодым,
Нам всем помнут бока.
Но вот теперь настал момент,
Хочу сам попросить,
Мне две главы позволь взамен,
Той павшей нарастить.
Ведь топоры кругом звенят,
За всем не усмотреть,
Ягнят приплод растёт – винят,
Тебя, что мала клеть».
…Погладил царь рукою трон,
И тихо пожурил:
– «Я был с тобой, конечно строг,
Считай, за то простил.
А, что главы тебя лишил,
Издам другой Указ,
Чтоб ты две новые пришил,
Смотри…не смей у Нас».
Коль нет огня, пирог не спечь,
А повод есть молве,
Рубил главу, где царский меч,
Росли с тех пор там две.
Народ же зрел, как царь был крут,
Винить не смел за нрав,
Народу пряник, Змею кнут,
Так разве, он не прав?