В его красоте художник узнал
Все краски, что выдумать мог.
На белый холст, без концов и начал,
Нанес он последний мазок.
И новая краска дополнила вид,
Всего что узнать он сумел.
И холст, единственный на весь мир,
Остался по прежнему бел!
Орфография, ритм и размер сохранены изначальными.
Одну книгу можно прочесть дважды,
Но в ту же реку второй раз не войти.
Когда кто-нибудь умирает от жажды,
Не смей прочищать дыхательные пути.
Надоедает петь песни за жизнь
И сопли жевать про любовь.
Надоедает писать стихи —
Бить этим в глаз и резать бровь.
А когда одолеет беспросветная скука
И жизнь предстанет в виде стойкого бреда —
Знать паранойя – ужасная штука,
Думал я на кухне, курив пред обедом.
6 апреля 1996
Красивые губы,
Сквозь платье – сосок
Сочною вишней.
И белые зубы,
Но только висок
Чистым воздухом дышит.
Мягкая постель,
Цветочный венок
Букетом лишним.
И белые туфли,
Но только висок
Чистым инеем вышит.
Классически просто —
Последний мазок
Словом книжным.
И мастер знал,
Что только висок
Выстрела не слышал.
Я не знал ее имя, я не знал и причин,
По которым она могла упасть.
Ее лицо было совсем без морщин,
Может чья-то невеста. Ну что за напасть.
И я был одним, из тех двух мужчин,
Которые взялись ее поднимать.
Голова вся в крови, тело тихо лежит.
Где-же пульс?
Где-же пульс?
ГДЕ – ЖЕ ПУЛЬС, ВАШУ МАТЬ?
После бокал подниму я за здравие,
А чокнусь, быть может, и – за упокой.
Зачем же сегодня? И что тут неправильно?
Хмель, успокой, пеленою укрой.
«Скорая» быстро, через десять минут,
Увезла ее в тихую дикую даль.
Буд-то от тела оторван лоскут.
Мечутся мысли, а в сердце печаль.
Вернулся домой, и кровь смыл с теплых рук.
Ее кто-нибудь где-то сейчас нервно ждет.
Будет ли жить? Часов медленный стук.
Незнание хуже, чем сам эшафот.
Снова бокал, и, конечно, за здравие.
А чокнусь? Быть может? Вот вечный покой.
Зачем же сегодня? И что-то неправильно?
О, хмель, успокой. Жизнь могла быть другой.
На часах время уносится вспять.
Может просто я поменял полюса?
Или время как бумагу можно мять
И в безвременьи услышать те голоса
Которые зовут,
Которые манят,
Их слышишь там и тут —
В ушах они звенят.
Они зовут,
Они манят,
Про время забудь —
Ни шагу назад.
Время не вернуть – это не долг.
Вроде б только родился и вдруг старик.
Время бежит, как загнанный волк,
А за ним летит твой последний крик,
Который зовет,
Который манит,
Он связки рвет
Тишиной усыпит.
Он зовет,
Он манит,
Сбрось свой гнет,
Ведь душа болит.
Верь в тех, что зовут,
Верь в тех, что манят.
В новые горизонты
Устремляй свой взгляд.
Он среднестатистический абориген
Возможно пигмей, а, быть может, бушмен.
Вокруг него саванна и тропический лес
И наша притча начинается здесь.
Он среднестатистический абориген
И у него натуральный обмен
Вещей, веществ и бесчисленных жен —
Естественно ход жизни его напряжен.
Он среднестатистический абориген
И он не боится ни львов, ни гиен.
Возводит предметы в божественный ранг
И в его руке верный друг бумеранг.
И вот день Охоты – он крадется в лесу,
Шаман нагадал, что кабана и козу
Он должен поймать. И демон с белым лицом
Коль будет мешать, предстанет перед творцом.
Сначала здесь был только девственный лес,
Потом это племя спустилось с небес
Ведь он, как и я, не видел развитых стран,
Из всех изобретений – один бумеранг.
И вот они здесь уже много дней,
Построили дом из огромных камней,
Каким-то макаром приручили гиен,
Не знают, кто главный здесь абориген!
У них есть копья с огнем на конце,
И дикая шерсть на их белом лице,
Они посадили на поле траву,
Они друг друга очень странно зовут:
Читать дальше