Мэм Икс - Стихи и проза принятые из высших духовных сфер. «Полынь»

– Я не хочу, чтобы мои дети задохнулись и заживо сгорели! – мать пристально смотрела в глаза отцу.

Закашлялась и заплакала Эммочка.

– Ноах, возьми, – мать подала мужу нож.

Отец бессильно стоял, не в силах шевельнуться.

– Не могу, Рахиль, прости, не могу, – он заплакал.

Мать встала на колени, осторожно положила дочь на сено, поцеловала. Отец встал рядом, еще не совсем понимая, что она собирается сделать.

– Не забудь про Эммочку и Леву, – произнесла она и силой ударила себя по шее, вскрывая артерии.

Кровь жены горячей струей ударила отцу в лицо. Его лицо в ужасе перекосилось и окаменело. Он схватил выпавший из рук жены нож…

У кого-то нашелся еще один нож. Его передали Георгию. Все встали на колени и молились. Жгучие языки жадного пламени, падающего с крыши, уже безжалостно лизали кого-то из односельчан. Ад из дыма и огня невыносимой высокой температуры.

До того, как рухнула крыша на еще живых и сильно обожженных Ноаха и Георгия, они выполнили свой долг перед соотечественниками.

А Давид остался жив. Его только слегка поранило в ногу – так что и крови не было. Немецкий солдат, которому поручили проверить, жив ли строптивый мальчишка, нагнулся над ним и увидел, что ребенок жив. Он приложил палец к губам: ш-ш-ш, дав понять малышу, дескать, притворись, молчи. И дал очередь рядом.

Где же ты, немецкий солдат Отто, пожалевший ребенка? И как сложилась твоя судьба в мясорубке войны?

Давид не знал этого. Он долго лежал не двигаясь, обогреваемый огромным костром догорающего амбара и не сгорающей любви любящих его и любимых им людей… Он боялся пошевелиться, вслушиваясь в движение машин и танков. Сытно срыгивая кусками пепла и песка, машины разворачивались на восток…

Эта история перекликается с другой историей, произошедшей 300-400 лет назад совсем недалеко от этого места – всего в ста километрах. Тогда царские опричники согнали в амбар упрямых староверов, не желающих креститься тремя перстами. Кажется, какой пустяк – два или три пальца, а заживо сожгли всю деревню. И это сделали верующие люди! Староверы тоже покончили со своими семьями, а потом с собой.

Кажется, прошли столетия, а в натуре человеческой мало что изменилось. Жадность, коварство, мстительность, жестокость, желание власти и богатства любой ценой не канули в вечность. А ведь нам – всей нашей земной цивилизации, дан самый главный закон вселенной духовности: не убей. Остановись, землянин! Сам живешь – дай возможность наслаждаться жизнью соседу. У нас общая кормилица, одна на всех – наша планета Земля. Не убей!

У нас есть ещё время и выбор: если мы не будем соблюдать законы вселенной духовности, сама природа не пощадит никого.

И останется от нашей цивилизации в космосе кучка пепла и газа.

Однажды я приехала к гости к моему хорошему другу в Гикало. Пока он с женой хлопотали на куне, я сидела в гостиной. На журнальном столике лежал альбом с фотографиями жертвам фашизма. Я с нарастающим ужасом листала альбом. Смотреть на такие фото занятие не для слабонервных.

Моё внимание привлекла одна фотография. Я задержалась. На фото был изображён мужчина около кучи мусора. Он был одет по-зимнему, в светлом полушубке. Видно с чужого плеча. Полушубок был великоват. Мужчина слегка наклонился над кучей и палкой что-то искал.

Невольно напрашивался вопрос, где же эта фото снята и кем? Очевидно зима, но снега нет. В каком же городе, стране, году? Во время войны или после? Приходит мысль, ищет что-нибудь поесть.

То, что было привязано – по типу рюкзака к его спине – не поддаётся никакому описанию… и вообще человеческому восприятию и воображению.

То была… молодая женщина… одни глаза. Она была обнажена. Кожа, да кости – безжизненно висели.

Эти влажные, блестящие глаза, говорили – «Я жива». Приходит вторая мысль. Как же так? Он одет, а женщина нет. Как же так? Почему так? Неужели не нашлось хоть что-нибудь? Прикрыть её… Приходит страшная мысль? Неужели? Нет, даже думать об этом недопустимо, это страшное предположение я не буду озвучивать. Голова женщины, как у больного ребенка, бессильно наклонена в бок.

Поразительно красивое лицо, чёрные гладкие волосы, брови в разлёт, пушистые ресницы. Эта женщина могла быть любой национальности: итальянка, украинка, цыганка, турчанка, еврейка. Но эти глаза… глаза умирающей лани – широко открыты – кажется, смотрят на окружающий мир – уже из другого мира, приоткрывшего ей завесу… завесу облегчения. Боже, какие глаза. Бездна страданий. Но эти глаза – глаза умирающей лани – широко открыты – кажется смотрят на окружающий мир – уже из другого мира, приоткрывшего ей завесу…завесу облегчения. Боже! Какие глаза. Бездна застывающих страданий. Господи! Не дай Бог! Никому не дай Бог.