Вячеслав Камедин - Жил-был волшебник

Огненновласая. Милая. Нежная.
Строгая внешне. Ранимая очень.
Властная? Сильная? Смелая? – Смелая!
Сильная! Властная над сердцем моим…
Во сне приходящая тайной любовью,
сны волшебством вдохновить,
образом гения доброго снова
мне помогает жить и творить…

Моя берегиня, ты моё солнышко,
ты путеводная тонкая нить,
в созвездье твоём планета я близкая,
что по орбите летит и летит.
Держит меня твоя гравитация,
силы твои помогают лететь!
Нежная. Милая. Огненновласая.
Сильная чудом волшебной любви….

…зной голешит и истомляет нежно,
и в сарафан открытый робких мыслей о… любви
тебя принаряжает так успешно,
что сердце умоляет «не молчи»…
Я летний… я почти что голый,
ладонями травы прикрыт, я озорной….
Я прокричу издалека тебе «Я вновь влюблённый…
в тебя, мой ангел, свет мой неземной….»
Парящий музыкой в астрале многозвучном,
я за руку тебя держу. Летим, летим скорей!
На парашютиках от одуванчиков подлунных
над миром, обгоняя стаи птиц и стаи дней!
Пусть бриз попутным будет, попутным будет счастья,
в мечтах родившееся, и словно карапуз,
агукает и улыбается,
и еще не знает слово «здрасти»,
но крепнет, и растёт, и с нами в путь
по млечной галактической дороги
идёт.
«Как хорошо же жить, оставим все тревоги»,
я прошепчу тебе,
губами прикоснусь….

Попутал бес, попутал и себя,
влез в душу мою нежную спросонья…
Вдруг
удивился… почему же не грешна?
Как у дитя чиста, наивна и способна
любить в такие то года,
когда озлобиться должна принепременно!
Смущался черт, попутав так себя….
что стал вдруг ангелом мгновенно….
И мне шепнул, какой-то свыше глас
(он ласковый и нежный очень-очень) —
стать мудрым – значит сохранить в душе дитя,
вот в этом подвиг мудреца
и мужественный и смелый,
и невероятно мощный ….

Предчувствую стихию. Хочу отдаться шквалу.
Открытым стать стремительным ветрам.
И поднимая вновь свой парус,
я поднимаюсь в рост и сам…
Бравады жажду! Напряжения до хруста
во всех суставах… Ах, как я заскучал!
Всё напряглось! Всё соком налилось…
О это чувство,
когда неудержимо встал!…
Давно я не держал пера поэта,
бравады с трепетом в груди не ощущал….
И вот теперь…. раскат и молния… удар и треск…
и хлещет мощный ветер…
Приходит шквал…

Дурманит. Пахнет яблоками
и влажною листвой.
Мигает вдалеке. И вспыхивает вечер
фонарным светом, блёстками,
игрой
на тротуарах в нежность встречи
влюблённых пар,
нескромных, милых, чуть смешных….
Всё август сделал для любви укромным!
И улочка сейчас подобна им —
целуется со звёздами нескромно….
Хихикает пускай шальная детвора —
им первый опыт для подглядыванья в тайну…
и может быть, домой уже пора,
но за кустами шорох снова неслучайно…
Ах, август, вечер, фонари, игра…

Я вышел за… чудом…
был вечер. Цикады. Темнело.
Мир маленьким стал и уютным,
и поле цветочное пело.
Я вышел, стихи чтоб пришли
с ветерком.
И вдруг зашуршало за ближним кустом.
Какой-то зверёк пробежал под ногами.
Ни кошка…. Быть может, то гном,
гадал —
и сам верил,
а может быть, сами
цветочные клумбы шагают пешком.
Ведь есть вероятность у разных чудес,
а я как ученый в них верю во всех.
Но я засмеялся догадкам, когда,
в кустах увидал того я зверька —
колючий, сопящий, шуршащий листвой
всамделишный ёжик, всех сказок герой

В открытое окно приходит ночь.
Приносит в тишине несозданные звуки.
Не знаю, почему я избран ей помочь,
как роженице облегчить святые муки.
И партитуры лист как будто простыня.
Она ложится на него,
тревожно и волнительно вздыхая.
И первый звук, со штилем точка
у скрипичного ключа…
И мир…
мир в ожиданье замирает!