Вячеслав Камедин - Жил-был волшебник

Но снова жду весну, но снова жду надежду,
любовью я храним святой издалека,
Не прав я!
Жизнь всегда даёт поддержку,
и силу обретает слабая душа!

Услышь мой шёпот, так прошу!
Кричать я боле не умею…
Я вверил душу палачу,
и он отсёк в мгновенье веру….

Во снах являет только мне
казненной образ дымкой бледной,
и вновь кричать могу во сне,
и верить смею незабвенно..

Да, сны – надежное лекарство,
но исцеление – готовность их принять.
Я был готов принять непостоянство,
я был готов всё потерять,

но не был я готов к утрате веры,
но не был я готовым обретать…
легко так оказалось отпускать без меры,
и очень сложно – удержать.

Во сне явился образ снова,
он говорит, что вера – да! – жива,
окрепнет голос, в крик превращая шёпот,
воскреснет вновь распятая мечта….

Вы старости боитесь оттого,
что станете беспомощным и дряхлым.
Мне ж нечего бояться, я с рождения такой,
и дряхлый, и беспомощный,
и вряд ли
замечу разницу, когда состарюсь я,
больным привычна боль,
назойливость терпима…
И – да! – болезнь – великая судья,
благословенья юности в сединах,
дар молодости в старости моей,
возможность тело не отринуть —
не привыкать к беспомощности
пожелтевших дней,
а жить как жил, не видя разницы
и горести причины.

Наверное,
слово нежное сильней
угроз всех громких злости,
ведь говорить его лишь может
кто храбрей,
кто быть любимым не боится
и кто может
любить сам искренне,
вверяясь весь тому,
кому он скажет слово главное,
мгновенно
утратив всю защиту….
потому….
и потому то слово страшное
для всех
кто слабый духом,
для неготовых
к беззащитности
тревожной,
совершенной.

Я призываю музыкой весну.
Так жду пленительные всходы!
Снегов холодных грейтесь воды,
стремите теплые потоки
питайте бурно красоту,
рождайте зелень и цветенья,
чтоб ароматов настроенье
кружило голову мою
аж до безумства стихотворца!
Эй, милый друг, моё ты Солнце,
в объятья заключи сильней,
хочу прижаться что есть мочи,
признаться, как люблю я очень
бродить под космами лучей,
бродить и босым и весёлым,
стихи мурлыкать всем вокруг —
жукам, стрекозам, птицам, пчёлам,
моё ты Солнце, милый друг!

Как хочется быть чародеем и владеть
искусством колдовства велико —
и каждый час, секунду каждую, как хмель
дурмана, шлейфом счастья,
радости весёлым дымом
окутывать тебя, как в облако зари,
и все свои старанья волшебством вершить,
и наполнять всю жизнь гармонией любви,
с восторгами ребёнка просто жить.
Как хочется быть чародеем вот таким,
быть колдуном таким вот всемогущем,
мир с миром вновь соединить,
для мира сделать мир присущим!
Как хочется быть чародеем как поэт,
как композитор, чтобы с сильной силой….
ни ради благ земных, ни ради золотых монет —
во имя лишь улыбки милой….

Я насмехался над самым святым,
над самым священным смеялся
без краю.
Прохожий спросил вдруг:
– Над чем же смеёшься
надрывно так ты?
Я смело ответил:
– Не знаю!

…вот обнажились стопы и колени,
и ноги стройные почти уже видны…
скользит одеяло…
Веет запахом смущений,
все члены возбуждает силою движений
к стремительному бегу
в раскованность реки-любви…
У ног её уж первые побеги,
и в волосах уж гнёзда вьют, и трелями щекочут,
и родят птенцов…
Ах, как же хочется, чтобы сошли все снеги,
чтоб утолить свою к Весне любовь!
Так страстно, так безумно и…
так нежно,
прильнув к груди её, пить воду из ручья,
волнующимся быть, быть непослушным и мятежным…
подснежники сорвать исподтишка….
Ну ж, просыпайся, милая кокетка,
к любовной ласке так хочу припасть,
зачать с тобою счастье, радость, смелость,
и жизнь огромную начать!

Падали капли нам на ладони
С зябкого края зонта.
Плакали в небе серые кони,
Божью повозку влача.

Фыркали громко, сипло и тяжко,
и не сдержать было слёз.
Гнула к земле их свинцово упряжка —
Остов ступицами бил без колёс…