Андрей Другой - Терминальное пространство. НекроПоэтизм

Фотограф Дмитрий Егоров

Иллюстратор Дмитрий Храмцов ("Храм")

Идейный вдохновитель Смерть

© Андрей Другой, 2022

© Дмитрий Егоров, фотографии, 2022

© Дмитрий Храмцов ("Храм"), иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-9266-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Через плечо врача я заглянул в его тетрадку. Там были имена умирающих и его сухие комментарии. У кого-то показания пульса, у кого-то показания кала. Напротив одной фамилии было написано «неадекватен».

«Неадекватен» был мне особенно близок. Перед тканью небытия вполне можно стать неадекватным. Труп неадекватен Жизни, и кто шагнул за черту, пока ещё не испустив дух, просто забежал вперёд.

Я думаю, что сам я когда-то давно поспешил забежать вперёд.

Чингизхана ребёнком пугали собаки. Гумилёв намекал, что Чингизхан был с отклонениями – для монгольского мальчика бояться вездесущих собак было скандально.

Он родился от светлого духа, пробившегося сквозь дымник юрты, и глядя на собак он вспоминал, видимо, щетинистую шкуру смуглой матери Алан-гоа, впервые замеченную отцом. Я подозреваю, что бедных «бдительных ангелов» к «дочерям человеческим» влекло нечто иное, нежели их красота…

Забегая вперёд – мы забегаем назад.

Страстотерпец Аввакум в детстве увидел мёртвую корову. С этого момента его судьба была предопределена. У меня есть навязчивые мысли об окраске этой замеченной им невзначай издохшей скотины. Но я о них умолчу.

Узнал, что есть целая область в медицине, которая занимается состояниями, непосредственно предшествующими уходу. Это «терминальная» медицина или «паллиативная медицина». Очень странная сфера, где мы ускользаем от одержимости других врачебных зон – починить человеко-механизм во что бы то ни стало. Или сымитировать по меньшей мере процесс. Терминальная медицина не лечит. В ней есть что-то философское. Я давно не видел таких интересных взглядов как у пациентов и сотрудников Хосписа. В центре их внимания – именно то, что должно быть в центре нашего общего внимания.

Они обслуживают «уход», «переход», «терминус», «границу». Внешне – это банальный гуманитаризм, внутренне люди влекутся тайной Смерти, как она открывает себя полнее всего – в момент раскрытия своего бутона в фатально ускользающем человеческом теле.

Агония может быть рассмотрена как самостоятельный цикл, как отдельный и самозаконченный Мир. Мы знаем о циклах Жизни бабочки и подозреваем, что в эти сроки она проживает полную драматическую судьбу – взлёта, Любви, питания, иссыхания и рассеяния. Бабочка и агония. Греки называли душу «бабочкой» – «psyche». Мы называем душу – «дыханием», имея в виду последний вздох.

Последний или не последний?

Терминальная медицина точно знает, что душа, а что нет. В заветный миг всё останавливается, палата замирает и невидимый свет сыпется на всех присутствующих из ниоткуда. Мы призваны границей, только облегчите наши невыносимые мысли холодным лунным прикосновением бесстрастного внимания.

В Хосписе я впервые встретился с той фигурой, которая фасцинировала меня со времён мутной юности. 20 лет назад мы решили прочитать «Графа Монте- Кристо» и выяснить, кто был там главным героем. То, что не Эдмон Дантес было всем очевидно, так как ничто не может быть таким банальным, каким хочет казаться. Это – стартовая позиция неадекватности.

Было несколько версий. Первая, что главным героем является граф Шато- Рено. Он появлялся несколько раз в конце книги и произносил человечеконенавистнические, ультра-аристократические ницшеанско-эволаистские речи. Мы вначале решили, что всё остальное – лишь деверсионистское прикрытие – «кувертюр» – этой «полит-некорректной» речи, которую Дюма решил внедрить в жадное до шифров и конспирологических модулей сознание французских читателей.

Вторая версия состояла в том, что главным героем является отрицательный персонаж – банкир Данглар. Намёком на его избранность мы посчитали сцену, в которой он, потеряв всё под воздействием прямолинейной и поэтому малопривлекательной ригидной линии мстительного и совершенно нехристианского Дантеса, стоит на берегу ручья на четвереньках и мотает головой. Его толстая, красная и грустная голова на фоне маленьких безразличных серых волн о многом поведала. В ней был намёк на главное.