Борис Михин - Ассоциации явных полярностей. Полярности явных ассоциаций

В блоке питания
встало, – непрочные
ходики мамины,
время закончилось,

нет больше ласковых
рук прикасавшихся,
воск есть на лацкане.
Только вот кажется…

С внуками, с криками,
с жизнью в основе, но
щёлкнуло, скрипнуло, —
началось новое.

Вот они: лес и купава,
Где похоронена мать.
Глянул – и сердце упало!
Некому сердце поднять.

Долго ли будет пылиться?
Долго ли будет пылать?
Долго ли будет томиться:
Где похоронена мать?

Вот они: лес и купава,
Вот и сосновая рать.
Где моё сердце упало —
Там похоронена мать.

Победы растрепались в прядки.
И хочется не ордена —
гармонии иных порядков,
других систем координат.

Надкушенностью лунный пряник
напоминал банальность вдрызг,
за облако Оорта* прянуть
бы, медленно аорту вскрыв.

А эти все аэтивсёки?
Конкретности примитивизм?
Не отнести себя к весёлым,
но как иначе, чёрт возьми.

Пускай не нажил я добра,
Зато медалей – полведра!

Махнув рукой, как будто бы пора,
запутавшимися, оглохшими,
поспешно подбирать похожее,
похожее поспешно подбирать.

При этом неосознанно плодить
безапелляционность. Призрачны —
е страхи доверять записочкам.
Он не чита… клади их – не клади.

А кто же этот самый главный «он»,
известно.
Правда, не наверное.
Словчить, варенье откровенного
бы перегнать в сакральное вино.

Но не уметь застылость прекратить.
Нас каждого – подобия десятками.
Крутить поспешное по-всякому,
по-всякому поспешное крутить.

Поспешайте одни, я не буду,
Притомился, в углу постою.
Я сегодня опаздывал всюду,
Опоздаю на свадьбу свою!

Постою, покурю, успокоюсь,
Посмотрю на людей из угла:
Разнесла их по городу скорость,
Растрепались её удила.

Не осадишь теперь, не стреножишь,
Не застанешь в ночном на лугу
И угнаться за нею не сможешь.
А быть может, лишь я не могу,

Нерадивый. И неповторимо
В этот час, в этот день, в этот год
Всё живое проносится мимо
И другим исчисленьем живёт:

Там друзей поминают скрижали,
Там мой внук почитаем и сед.
Где-то кони чужие заржали,
А моих избалованных нет.

Унесла их нечистая сила.
И сейчас, в этот день, в этот год,
Где-то свадьба моя прокатила
И пропела. И снова поёт.

Толкуется сё расширительно,
с каким-то почти беспокойством,
ожиданно-страстным, решительным, —
он, будто почти високосным,

у нас как-то в осень случился,
в засреднеполосенной русскости.
Явлением этим лечились,
как водкой, от страха, от грустности.

Он стался своим в поселениях,
вполне ощутимо влияя, —
эгрегор струился похмельем, а
по ельникам прелесть вихляла.

И верилось, от онемения, —
страна совершится прекрасным.
Но вот моё полное мнение:
напрасно.

«Цунами, братцы!» – боцман у руля —
Бац! – и засёк падение рубля.
«Вах! – восхитился вахтенный матрос. —
Целковый цел! А доллар вновь возрос!»

Сгрёб лоцманские карты корабел
И мачты порубил у каравелл.
А карму прикормили на корме —
В кармане кукиш и дыра в суме.

«Эгей! – сказали три богатыря. —
Заказан путь в Эгейские моря».
«У нас туда билеты на апрель!» —
Воскликнули мокрицы и макрель.

«Порубим, если не спасёшь рубля!» —
Взыскали с капитана корабля:
По румбу West, – взмолился капитан, —
Исчез рублёвой масти капитал!»

«Но там по мариански глубоко!» —
Возговорил загубленный Садко.
Пажи пропажи – курсом биржевым
Спешим на помощь мёртвым и живым.

Мы с бреднем – вслед за призрачным рублём —
На дно уходим вместе с кораблём!
Молчи, молчи, утопленник, о сём!
Прощай Россия! Мы тебя спасём!