А толку сетовать (ведь жило
и радовалось каждодневно)
об оголённой сути нервов,
о что иначе не сложилось.
Владимир БОЯРИНОВ
Хоронили девочку Анюту,
Плакали подружки и родня.
Не переставая на минуту,
Плакал дождик посредине дня.
Тучи беспросветные нависли,
Гром прогрохотал в прощальный час.
Мачеха оскалилась по лисьи,
Ухмыльнулась уголками глаз.
16.10.15
Борис МИХИН
Империя пала.
Причина для самоубийств.
А как быть иным, не имеющим данную склонность (?),
и вдоль стрелы времени мерно шагают колонны,
и, знаете, им этот путь вовсе не зашибись.
Смешной подобрался на слабой Земле контингент:
двуполый, разумный, но разум скрывающий в перьях
помпезных, жестоких, всегда проходящих империй.
В теньке у дороги, найдя в пыли древний тенге,
погонщик Ли мудро, коаноподобно молчал,
спокойствие Ци от него расходилось кругами.
Луны оригами.
Вибрации ноты варгана.
Всё будет.
Всё было.
И Ли – не в колонне.
И чай.
Владимир БОЯРИНОВ
Летит, летит комета
Из Ветхого завета.
Ошпаренный гонец
Ревмя ревёт: «Конец!»
Прикажете бояться,
Травиться и стреляться?
Прикажите топиться?
Куда мне торопиться! —
Уеду на катере
К чёртовой матери!
03.07.16
Борис МИХИН
Влача.
Бессовестно кровоточат,
поскольку (как всегда) не проторён; а
погонщик Ли, помешивая чай,
смотрел на горы умиротворённо.
Яд ягод Ча немного помогал
не обращать на. Рядом с низким солнцем
луна. Край миски сколот. На лугах
роса. Сансары ободок поклоцан.
Опять же, вышибая клином клин,
и ликом чуть напоминая бога,
чай освящал глотком погонщик Ли,
под ним мир гравитационно прогнут.
Владимир БОЯРИНОВ
Сорвётся стылая звезда,
Сорвётся лист, сорвётся слово, —
Всё будет завтра, как всегда,
И послезавтра будет снова.
Всё повторится в простоте:
В ночи с гнезда сорвётся птица
И растворится в темноте,
Чтоб никогда не повториться.
Борис МИХИН
Всегда не любил патронажных да шефских,
фальшивых аккордов и стульев в проходах,
смотря с отвращением, даже с насмешкой
на брачные игры пространств и драконов,
на ногти, обкусанные экзальтацией.
Всегда не любил д/туши без интеллекта.
И стоит напомнить (чего уж пластаться),
друзей не бывает по определению.
Пунктиром неон, бронированность взглядов
и гипертрофированные потуги.
Всегда не любил —
если с силой и лязгнув,
но если слабей – скромно глазки потупив.
Владимир БОЯРИНОВ
Козлобородые шумеры
От безвременья не спасут:
«Ты не достоин высшей меры,
Ты обречён на самосуд».
Ты выживешь. И тамплиеры
Тебя признают:
«Камчадал,
Ты не достоин высшей меры,
Ты безнадёжно опоздал».
И возрыдают староверы —
Твоя мужицкая тщета:
«Ты не достоин высшей меры,
Ты опоздал на полперста».
Ты выл, ты жилы рвал и вожжи!
Ты был всегда на полгруди,
Всегда на полприщура позже,
На полувздоха позади.
Но грянул час. Ты скинул бремя,
Ты высоко вознёсся вдруг,
Своё опережая время
На целый круг!
Ты удостоен высшей меры.
А смерть изгрызла удила
И в срок, как говорят шумеры,
Вслед за тобой с венком пришла.
Борис МИХИН
Груба судьба.
Пора бай-бай,
пусть дым ничтожности пластами.
Из всех возможностей остались
дружить и сложно убивать.
И кажется – ещё наддать,
но слишком многие подсдались.
Пока что это просто данность,
бездоказательное да.
Душа моя, скажите, ведь
зачем-то мы не встретим сонмы
прекрасного, и в завтра сонном
дверь есть.
Но будто бы и нет.
Владимир БОЯРИНОВ
Гудит паром, скрипит паром,
Трещит паром брусчатый.
Храпит Харон, трубит Харон,
Мертвецким сном объятый.
И рёв, и стон со всех сторон,
И ветер свищет в уши:
«Проснись, Харон! Подай паром!
Явись по наши души!»
Читать дальше