Антонина Белова - Радость моя. Премия имени Н. С. Гумилёва

Я подбирала к ним язык,
я им в глаза до дна смотрела,
я понимала птичий крик
и пела что-то неумело.

И так благодарила мир,
душой по-детски отзываясь
на зов неведомых мне лир,
стиха предвосхищая завязь…

Ты помнишь амурские волны?
И робкую нежность весны?
Как дни были радости полны
и ярки, как детские сны?!

И как возвышались ступени
в высокий сияющий храм,
как молча входили под сени,
предчувствуя нового шрам.

Всё длился весенний денёчек,
и радость как воздух была,
и плавилась боль между строчек,
и души не помнили зла…

Те волны давно в океане.
И нас разнесло по земле.
И прошлое в плотном тумане,
но ты улыбаешься мне…

Мама – ласковое слово,
взгляд из сердца, из глубин.
Суеты слепой полова
не затмит твоих седин.

Невидимкой нитью схвачен
этой жизни смысл и свет,
он тобой с лихвой оплачен,
на него не здесь ответ

мы найдём… Скупые даты
отсчитают времена,
как мы, мама, виноваты, —
скажут в небе письмена…

И пока твои молитвы
ограждают нам пути,
не покинем поле битвы,
страх стараясь превзойти.

Пусть твоё благословенье,
как надёжный, крепкий щит,
будет нам венцом спасенья
и любовью защитит.

Я тебя дождалась, и, как в детстве,
пахнет праздником – радость и свет,
в нашем тайном и щедром наследстве
ни богатых, ни нищенок нет.

Будем жить, молча вёрсты вплетая
в ткань судьбы, чтоб рисунок её
удивлял, как летящая стая,
что оставила ветру жильё.

Нам ещё предстоит научиться
и прощать, и любить, и страдать,
когда зло, как огонь, ополчится
и уйдёт из души благодать.

Улыбнись, дай поверить скорее
безмятежным и тихим глазам,
взгляд их тёплый рассвета добрее —
ну, а слёзы? Кто верит слезам?!

В рассветном облаке струя
холодной краски голубой
ползёт, как мудрая змея,
преображая мой покой.

В пространстве утренней тиши
ни шороха, ни трели птиц,
и день как будто не спешит,
не ведая своих границ…

И всё же утро настаёт,
позолотив предгорий даль,
лучей тугих янтарный мёд
пронзил небес живой хрусталь.

В веночке васильковом
июльскою порой
в саду, до слёз знакомом,
стоишь – живой сестрой,

так нежен тихий облик,
так светел тонкий лик,
ещё неведом окрик
судьбы, и боли крик

ещё не отозвался —
в глазах покой и свет…
И к васильку прижался
коровки божьей цвет.

В ноябрьских клочьях облаков
зов синевы Господня неба.
Всё просто, без обиняков,
как вкус божественного хлеба.

В прохладных сумерках зимы
мне не найти на сны ответа,
как в древней связке « мы есмы »,
в веках затерянные где-то…

И как оплакать мне тебя,
раздвинувшего жизни грани,
надмирным словом теребя
прозрачный шёлк незримой ткани?

О, чуткость пламенной души,
воспевшей сны и неизвестность*,
познавшей в трепетной тиши
слов роковую неизбежность…

Забывая о земной пропаже,
встретимся, безмолвные, с тобой,
ни о чём не сожалея, даже
о Земле – планете голубой.
Нежной ласточкой душа очертит
круг юдольный, уносясь навек
от объятий ненасытной смерти,
от всего, что было – человек…
И чем дальше, тем смелее крылья
рассекают сини паруса,
словно ангел, тихо, без усилья
покоряя дали – небеса.
Ни слезы, ни вздоха, ни напасти,
ни упрёка, ни земных дорог —
схлынули враги, тревоги, страсти —
пред душой лишь вечности порог…
И другого не найти примера —
всё отдам за жизнь твою, мой друг.
Где-то там, в созвездье Селигера,
дай коснуться тихих твоих рук.