Владимир Мурзин - Мелодии моей души. О море и любви

И вот в строю отважные ребята,
Кто выбрал путь суровый – моряка!
Сегодня у Вас праздничная дата —
Сегодня Годовщина корабля!

Пусть возраст корабля уже преклонный,
И гарантийный срок давно прошел!
Отпор врагу он дать еще пригодный,
А значит среди равных он Орел!

Эсминец этот еще нужен флоту,
Для кораблей для натовских – ЗАСЛОН!
Поддержит он огнем своим пехоту,
И нанесет существенный урон.

Подлодки не пропустит он в Терводы,
На ТОВСЬ! Торпеды с РБУ всегда!
Он не зависим от плохой погоды,
А самолеты встретят ЗРК!

Каждый моряк за всех всегда в ответе,
И знает свое дело, словно Бог!
И командир давно это заметил,
Иначе бы командовать не смог.

Семь футов под килем я вам желаю,
Сплоченности в большой вашей семье!
И от души сегодня поздравляю
С праздником на Вашем корабле!

Передо мною образы поэтов,
Прошедших сквозь кромешный ад войны,
В окопах, под свинцом зимой и летом,
От свиста пуль, не знавших тишины.

Вот Кабакова вижу мотористом
Когда сопровождал конвои он,
На вахте исполнял команды быстро,
И в Баренцево море был влюблен.

И в обороне под Москвой мальчишкой,
В спецшколе ВМФ дежурства нёс,
А после на занятьях в классе с книжкой,
Там грыз науки будущий матрос.

Торпедный катер, в экипаже Птицын,
В ложной атаке снова моряки.
В который раз… Усталые все лица
А к Ленинграду рвутся всё враги.

Торпедами стрелять запрет получен,
Нехватка их, а значит без огня,
Моряк-балтиец ко всему приучен,
В ложной атаке подставлять себя.

Блокадный Ленинград… В дыму пожаров,
Воронками от бомб был весь изрыт.
Стекла домов разбиты от ударов,
Не тронут на брегах Невы гранит.

Семнадцать лет, а Виктор добровольцем
Вступает для борьбы с пожаром в полк,
Не мог иначе, был он комсомольцем,
Парнишка в этом деле знает толк.

Мороз жестокий и, конечно, голод…
Виктор Сысоев ими был сражен.
Он выжил только потому, что молод,
И приступ смерти им был побеждён.

Пехотное училище экстерном
Окончил в сорок третьем и на фронт.
Комвзводом не плохим он был наверно,
Коль для него открыт был горизонт.

Служебный путь стал для него не сложным,
В боях прошел Тернополь и Козлов,
Как не старался быть там осторожным,
Преодолеть не смог он всех врагов.

А пуля-дура ранила героя,
И к койке госпитальной привязав,
Не даст увидеть ему больше боя,
О службе, чтобы даже не мечтал.

На «Скороходе» фабрике трудился,
А вечерами он стихи писал,
Гимнастикой настойчиво лечился
И вскоре в строй балтийцев снова встал.

А строй этой прославленной когорты
Наш Чеботаев Миша замыкал.
Добился своего малец упертый-
На ТОФ он в авиацию попал.

Еще японцев усмирять им надо,
И авиации хватало дел сполна.
По островам гремела канонада…
Лишь в сентябре закончилась война.

А после в Ленинград летит учиться,
Ждал Мишу журналистский факультет
К поэзии он стал давно стремиться.
Писать стихи начал с военных лет.

Балтийск его в родной газете встретил,
Заботой и вниманьем окружил.
Марк Кабаков собрата в нем заметил,
С поэтами – друзьями подружил.

Признателен судьбе за то, что с ними
В шестидесятых мне пришлось служить.
И каждого я помню и поныне,
И в сердце моем будут вечно жить.

В госпитальной палате стоит тишина…
Легкий шум очистителя воздуха.
А за наших окном поздний март и весна,
И немного весеннего роздыха.

С ветераном вдвоем бой с «Ковидом» ведем,
Не прошла стороной мразь негодная.
Где нашла, зацепив, за каким же углом,
Эта гадость – болезнь всенародная.

Седина на висках, боль и слабость в ногах,
Костыли у кровати поставлены,
Жизнь военная вся – это длинный был шлях,
И отметки судьбы в нем расставлены.