Артем Чернов - Нет отличий – нет и сходства

Томясь в стенах отхожих,
Вдали от безмятежной красоты,
Порою мне всего дороже
Познать простецкой доброты.

Когда ты всей душой проникнув
Улыбкой родичей, друзей,
Готов пронзительно воскликнуть:
«Мне ничего не нужно больше —
Лишь быть среди таких людей!»

Отринуть все дары прогресса
И пасть в объятия природы —
Закрыться от всего завесой
И зреть блаженно обиходы,
Что веют сладостной свободой…

Изрядно тоскуя под сенью твоим
По благостной почве в неведомых далях,
Я без толку рдею под гнетом людским,
Не зная причины недолгой печали.

Мне также неведом рассвет и закат:
Что новым пришло, то старым уходит…
Я смею не знать, кто скуден, а кто богат;
Я прочно привязан к былому исходу…

Но без толку это! Мне знать ни к чему,
Какому Харону придется отдать
Лживую дань переправы в тюрьму —
Я в благостной почве приму благодать!

Ветер – мой самый желанный и близкий;
Ветер – мой символ свободы вовек!
Об этом писаны мною записки;
Об этом глаголет во мне человек!

Ветер – искомый и долгожданный;
Приятный и теплый, порывистый, сильный!
Каким бы он ни был – он мною желанный:
Пред ним я готов становиться бессильным.

Никогда не устану распростерто стоять
Перед каждым мельчайшим порывом.
Я хочу каждый стон на листках записать —
Все искомые мною свободы призывы.

И когда-то смогу то увидеть глазами,
Что я чувствую в миг, когда прядь шелохнется…
Я последую вдаль за своими ветрами,
И с надеждой во мне человек улыбнется.

Воскресным утром, так нежданно,
Во власти сна лежавши мерно,
Вскочил, в надеге свежестью желанной
Решивши утолить тревогу непомерно.

Хоть мне уснуть далось глубокой ночью,
Взглянув в оконце, щурясь и дыша,
Я ощутил, как рвутся в клочья
И сон, и мгла, собою разум мой страша.

Столь малым сроком наслаждаясь,
Мой дух, истерзанный в ночи,
Отныне свеж, но я, как прежде, восхищаюсь,
Как в силах он весь день меня влачить?

Творца потуги ведомы лишь тьме,
И свет, что льется сверху на страницы,
Ему так часто кажется в уме
Таким же чистым, будто свет божницы.

Но то, что озаряет дух поэта,
Сокрыто глубоко – в сердцах людей,
И чем для глаз темнее силуэты,
Тем для души они светлей.

Среди дорог проторенных и старых
Горят скитальцы внешне, тлея в глубине,
В руках держа источники пожара
И не пытаясь сердце сохранить в огне.

Изнурен тот чудак своей ношей,
Что так жалостно тащит с собой.
И могло оказаться все проще,
Но чудак не желает жизни другой.

Самовольная слабость скопилась
Иль скулит его сердце о ком?
Тенью искомое им же влачилось,
Следуя прямо в родительский дом.

Возникшее множество сорванных пут
Спрос возымели по воле его:
Взгляды чужие непременно солгут,
Но чудак не поймет ничего…

Намеренно жертвуя частью свободы,
Дарует кому-то бездумный приют:
Проходят минуты, часы или годы,
Но всегда его сердце – опустевший сосуд.

Свобода и время – достойная плата?
Что нужно другим, чтобы радостно жить?
Быть может, достатка и злата,
Но чудак предпочтет просто кого-то любить.

Без имени и в помыслах ложных
Безвольно и властно скрываясь,
Принял один лишь обет непреложный —
«Больше не смею покинуть кровавые ножны».
Я принял свободу в цепях, улыбаясь,
Мечты озаряя багряным рассветом…

Имя, оставив гордыню неведомо где-то,
Забылось, истерлось и утратило силу.
Без имени пусто, прохладно и ново
Шагать по забытым другими могилам —
Искать средь иных родную личину,
Надеясь на то, что останется слово…

Я буду ждать в терпении – смиренно,
Когда твой лик предстанет предо мною…
Я буду ждать с душою – вдохновенно;
Я для тебя свой сердца сад открою!