Array Сборник - Наш адрес – Советский Союз

Несколько лет назад я впервые побывала в Краснодаре. И благодаря беззаветному его рыцарю, историку и архивисту Андрею Ступаченко увидела, наконец, подержала в руках фотографии гостиницы «Европейская» – не нынешнего отеля «Европа», а той, давно снесенной. И услышала от Андрея: «Так вы – из тех самых Арутюновых?»

Но «вегетарианские» времена подходили к концу. Любимое детище Иосифа Захаровича Арутюнова, маленький островок Европы во все больше «краснеющем» Краснодаре, было национализировано. А прежнему владельцу отеля, к тому же с женой «из бывших», среди братьев которой были царские офицеры, грозило и кое-что похуже. И дедушка мой решается оставить все и перевезти свою маленькую семью в Кисловодск, где жили его родные.

Несколько очень скромно прожитых, но спокойных лет в декорациях театрально-красивой природы курортного города – конечно, уже без модных портних и ресторанов, но с лелеемым, как драгоценность, «инструментом Жанночки»; ее не прекращающиеся ни на день занятия музыкой… А потом все-таки случилось давно ожидаемое: осуждение отца как бывшего «нэпмана», лагеря, потом высылка в Среднюю Азию, разлучение семьи на много лет…

Войну мои бабушка и мама пережили в оккупированном Кисловодске. По сей день помнятся услышанные от мамочки щемящие военно-сиротские песенки, ходившие в то время:

<���…>

Это – о том, что перед наступлением немцев власти Северного Кавказа не позаботились об эвакуации населения.

Конечно, немцы, заняв Кисловодск, сразу беспощадно расправились с евреями. Мама вспоминала, как у них в школе дети выпытывали у одноклассника: «Лёвка, а ты ведь еврей, да?» На что умненький очкастый мальчик важно отвечал: «Не говорите глупости, сейчас все – армяне!»

(Бедный Левка, вряд ли его сообразительность помогла ему избежать общей участи. Последний раз мама видела его подметающим улицу – немцы на первых порах гнали всех евреев на принудительные работы. Лёва страшно смутился, когда нравившаяся ему девочка увидела его с метлой в руках, – низко опустил голову.)

«Решив еврейский вопрос», оккупанты остальное население города, в общем, оставили в покое. Как ни странно, при «новом порядке» многим жителям даже были выделены квартиры – те самые, оставшиеся от евреев, – и после ухода немцев это жилье, представьте, так и осталось за последними хозяевами. По крайней мере, так рассказывала мама. Вот только им с моей бабушкой пришлось до самого отъезда к отцу, которому наконец разрешили поселение в Самарканде, жить на съемных квартирах, терпя издевательства и грубость хамов-хозяев. Насмешка, не раз слышанная мамой в юности: «Ну, ваше сиятельство, как ваши обстоятельства?..» Эту подлую присказку я услышала впервые именно из ее уст, из ее рассказов, а потом уже прочитала в бунинской «Холодной осени». («…И горести моей прекрасной мамы прощаю я неведомо кому…»)

В 1948-м Иосиф Захарович после долгих хлопот все-таки получил разрешение на вызов семьи и перевез жену и дочь в Самарканд. А в середине пятидесятых темноглазая красавица, только что окончившая Самаркандский медицинский институт, отрабатывала положенные два года на периферии – в знойной, пыльной Бухаре. И… меньше всего рассчитывала остаться здесь навсегда. На местных кавалеров не бросала и взгляда. В Ташкенте ее ждала давняя мечта – Консерватория, куда она поступила параллельно с учебой в СамГМИ и где уже успела проучиться заочно один курс. Вот только окончить ее так и не довелось: краснодарско-кисловодская армянка Жанна Арутюнова вышла замуж за моего отца. Хоть не была похожа на Целиковскую и ни разу за всю свою жизнь не приготовила плов. К тому же – «не той» национальности для ирано-таджикской семьи с патриархальными традициями. К тому же – разведенная и с ребенком… Словом, не подходила она Махмуду Хамидовичу никак. И все-таки оказалась самой прекрасной из всех женщин в мире.

Пианисткой мама моя так и не стала, хотя ей прочили яркое будущее концертирующей исполнительницы. Вместо этого она сорок лет проработала врачом-педиатром, заслужив славу лучшего в Бухаре диагноста. До сих пор, когда бываю в родном городе, ко мне подходят на улице люди: «Вы не дочь той красивой седой дамы-доктора? Она лечила моих детей… моих внуков…»