Молчание – жгучий сухой лед
разъедающий изнутри.
Отпускай.
Прекрати ждать.
Говори.
Пока солнце, слепящим оружием, лезет на горизонт.
Ныряешь в себя, как в омут – грязный и неживой.
Безымянная девочка. Громкое пустословье.
Тебе бы проснуться, телом и головой.
Выбраться из условий.
Из условностей, рамок, финалов и узких тем.
Те кто были – давно растаяли сизой дымкой.
Только ты продолжаешь нырять за осколком небесных тел.
И звучать забытой ослабшей скрипкой.
Глубина беспредельна, но явно преодолима.
Бесконечность зациклена и вмещена в кулон.
Клоун грустен за слоями цветного грима.
Так вставай, моя девочка, и убирайся вон.
«Даже если за окнами серость, а в сердце дождь…»
Даже если за окнами серость, а в сердце дождь.
Даже если тебе самой непонятно чего ты ждешь.
Если нет перемен, если дышится нелегко,
если прячешь свои «хочу» неприличнейше глубоко,
Улыбайся, назло погоде и всем ветрам!
И не важно, кто что сказал, и кто не был прав.
Ты сама себе компас, Бог, золоченый храм.
Ты себя саму береги от душевных и прочих травм.
Ксю
И меня захлестывает волной – не достать до дна.
Я – неопытный капитан и моя спина
подвергается сотне морских ветров,
пусть попутных, но
я паршивейший капитан – попадаю в шторм.
Моя лодка пробита в семи местах
значит исход один:
доскам гнить, телу – рыб кормить
в тьме морских глубин.
Скалюсь небу, молюсь ему, проклинаю и
свято верю, что можно, как-то
себя спасти.
И меня захлестывает волной. Накрывает. Рвет
на куски, на части, в водоворот
рьяно тащит, в пену, на глубину.
Я – беспомощный капитан,
я иду ко дну.
Но, сквозь толщу соленых вод,
сквозь пучину и ледяную мглу
пробивается тонкий луч – обозначивает луну,
свет в тоннеле
и мой, быть может, единственно верный путь.
Оттолкнуться от дна.
Оттолкнуться.
Не утонуть.
На носочках по краю.
На цыпочках между строк.
Я сгораю. Сгораю!
И летний «куриный бог»*
мне не сможет помочь, уберечь
и восстановить.
В него можно не верить
или им можно быть.
На носочках, на пальчиках.
На острие ножа.
Так мила, весела, так бессовестно хороша.
Но немеет за ребрами
(может сама душа?)
Но холодные губы кусая
мелко дрожа, чуть дыша,
я сгораю до пепла.
Это последний шаг.
И безмолвие ветра сможет меня разжать
из железных тисков, и разжаловать
до пажа́́.
Чтобы снова по кругу…
Дрожа, чуть дыша по острию ножа
грань за гранью восстать
перьями обрастя. словно птица огня,
словно его дитя.
На костяшках.
На пальчиках.
Харкая и крестясь.
Преломляя с «куриным богом»
всю божью связь!
В него можно не верить
или им можно быть.
Ход за тобой.
Выбирай же, куда ходить…
*Куриный бог – небольшой камешек с отверстием, проточенным речной или морской водой. Ему приписывали свойства оберега от злых сил
«А за нами такая сосущая пустота…»
А за нами такая сосущая пустота,
что швырнув в нее камень
рискуешь не слышать стук.
А вокруг такая спешащая суета,
что нырнув в нее на день
рискуешь не вынуть рук.
А под небом шагает осень,
накинув на плечи плащ,
сжимая в ладони зонт.
И ты, вроде бы, очень
хочешь пуститься за нею вскачь,
но все кажется не резон.
Стопки бумаг, сданный проект.
Два дедлайна красным
опошлили календарь.
В тебе серьезности на 141 процент,
но только представь, каким
мог стать твой сентябрь.
А вокруг все гудят, и требуют.
Вынимают душу.
Растаскивают на клочки.
Только не унывай, чтобы ни было.
Никого не слушай.
И себе самому не лги.
«Глотай «Цитрамон», «Ибуклин», «Компливит» и «Колдрекс…»
Глотай «Цитрамон», «Ибуклин», «Компливит» и «Колдрекс».
Кутайся в плед. пей чай с имбирем и медом.
Не выходи на волю – там мрак и холод.
Лучше потуже шарф, да линовку йодом.
Легче переживается, если отрешиться.
Спрятать поглубже, руками сложить печати.
Только вот черт – для начала надо б решиться,
надо бы замолчать.
И замалчивать. И копить грехи в антресолях.
Больше полок – как места желтым сухим скелетам.
Докторов вызывают при жаре, слепящих болях,
а не при вот этом.
Читать дальше