Роман Гуселетов - Дорога наверняка

дорогую манеру на «Вы».

Ветер разбудит,

не даст провалиться

в пьяную дрему забавного дня.

И будет, что будет.

Мы едем к границе,

там, за которой вторая часть сна.

Кидает к закату,

луч солнца вонзится

в волосы ржавых оттенков огня.

И вкусно так пахнет,

словно это мне снится ‑

Дорога до края еще далека.

Поехали скоро,

улыбкой меняясь

Мы друг у друга. Беседа чиста.

нежнейшая осень

пьянит шоколадом,

коричневым вкусом простого добра.

И вместе и порознь

станет неважным,

как ультра сожжет фиолетом дотла.

Гляди, птицы сонной

немое паденье.

А значит и цель наша очень близка.

глуши все моторы,

продолжим движенье

пешком. Растянув сладость дня.

Свойство материализоваться

заметно гаснет.

надуманно бояться

оттенков красных.

И в дымных коридорах

толпиться шлаком.

свежести откроем

казематы страха.

Резиновое время,

мечты – гимнасты.

раскрывшееся семя

обладает властью.

Забудет, не вернет.

Встрепенется.

Попробует еще.

Но нить порвется.

Возможно скоро.

Возможно сразу.

Возможно лопнет

иной, опасной.

не сдастся, сошьет.

обезумев от жажды.

Железный полет

ударит однажды.

не верит, не верит.

завеса надежды

мешает померить

расстояние между.

отставание между.

расставание между.

отрицание между.

слияние между.

биение между.

молчание между.

Ритм.

Ритм.

Упавший под силой

небесных палитр.

Так мало тепла для него.

Он кроет от ветра

надежду,

секреты.

Однажды,

не увернется от камня.

Упавшее крепости знамя.

предварительно напряженный

железобетонный.

Так холода мало ему.

А солнце прощает дугу,

последнюю, мгновенную,

проникновенную.

Упавшая краска с палитры

бежит без оглядки

сквозь ритмы,

сквозь рифмы,

сквозь мифы,

но мимо.

Трава ей мешает

добраться до рая.

Но масло не топит

тень зелени мокрой.

Обратно не добраться,

зачем‑то скрываться

от крови,

от боли,

от соли

морского прибоя,

конденсированная влага

прикроет,

поможет разлиться,

с радугой слиться.

Сухость гранита,

песка, малахита,

засоренные глаза.

И мокрая серебристая гроза.

Серебро – рассвет.

Маяк, как силуэт.

Красное масло по плитам,

по трещинам размыто.

Стучит встревоженно,

и уже можно.

В ночи. По каменной границе

вдоль серых псов немого дня,

законченного однолицым

отсветом неба синих глаз,

бежит, упруго подражая

дикарке из степи пустой,

младенец, теменем срезая

край неба. В этой тьме глухой

закисшим чувством откровения

глядит в окно и гасит свет,

глупец, хотящий исцеления,

отшлифовав до блеска крест.

Он сухо смотрит в небо сладким

надеждой залитым огнем,

и фитилем в пыли пропавшим

метет, сминает день со днем.

Такой похожий с человеком

мечтой и воздухом молитв,

что трудно видеть достоверным

сей безупречнейший копир.

И враз младенец потешает

свою усталость, глядя вниз,

и след на камне оставляет,

лелеет смехом свой каприз.

Глупец, ломая стекла пальцем,

скользя по аверсу монет,

бежит. Но, все же, не угнаться

ему за детским складом лет.

Дитя не ждет дождя начало,

он свежесть пробует на вкус.

Ему дым молний – покрывало.

Манит тепло зеленых туч.

Хочу послушать тишину…

притронуться рукой к началу.

Хочу найти, ее одну.

Всего оставшегося – мало.

Не видима она ко мне.

Не слышно ее шепот чудный.

Не расцветет сном по весне.

Зимой не колыхнется в тундре.

Заплачет недобитый зверь

о потерявшихся собратьях.

Он доверял лишь только ей,

дрожал душой в ее объятьях.

Щдна надежда у него,

чтобы сберечь остатки сердца ‑

ждать снова тишину домой.

Ему с ней рядом будет место.

Дорога.

полоса прекратилась…

Лес нагой лиственницы,

смущаясь проснулся.

Вдаль укатилась

безмятежной таинственностью.

Остались лишь чувства.

Отраженный от фар

свет от снега на ветках

щекочет глаза.

Только медлить нельзя,

быстро в дом, и раздеться.

Эта ночь холодна.

Длинные волосы

золотистой заботой

заведут суету.

Дай послушать мне голоса

перепутанной ноты,