Владимир Паронджанов - Слова любви, любви таинственной

В нежилом монастыре?

Подходя плотней к пределу,

Мы итожим свой багаж,

Обновляя то и дело

Донжуанский список наш.

Все, что было, все, что будет,

Бог когда-нибудь рассудит.

Он все знает, он все видит с вышины.

Ветер молит розу: «Дай мне

Рассказать тебе о тайне,

Не моей, а мне приписанной вины».

Но она не отвечает,

Лишь головкою качает:

– Я не верю, понимаешь, и не жду.

Я одна теперь на свете,

Ты не в счет, ты просто ветер,

Ты найдешь себе цветок в любом саду.

Все всерьез: седые пряди

И застывший крик во взгляде,

И ни вздоха, ни намека, ни пути.

Ветер вьется в чистом поле,

Хриплый голос полон боли:

– Неужели ничего нельзя спасти?

Все, что было, все, что будет,

Смерть когда-нибудь остудит —

Только ей я дам последний свой ответ.

И она корить не станет,

Не обидит, не обманет,

Скажет: «Хватит! виноватых больше нет».

После нас на той же сцене

Сотни тысяч поколений

Будут жечь себя и мучить в свой черед.

И в любой душе мгновенной

Вся краса и блеск вселенной

Отразится, просияет и умрет.

Все, что было, все, что будет,

Мир когда-нибудь забудет,

Сам себя и свой итог сведет к нулю.

Только в памяти нетленной

В час крушения вселенной

Прозвенит на миг безвестное: люблю!

– Лишь одну тебя любил я и люблю.

Раскидистое дерево дороги.

И в нем одна лишь веточка сломалась —

Та, что ведет к подъезду твоему.

Девочка моя, как же ты далеко…

Песни мои болью полны.

И гитарной струне оживить нелегко,

Оживить позабытые сны.

Твой крестик нательный мне к сердцу приник,

Только пальцы цветов не сомнут.

Это шутка твоя нас связала на миг,

И распалась цепочка минут.

Девочка моя, как же ты далека…

Да спасет тебя горний рассвет.

Не догонят тебя ни струна, ни строка

В девятнадцать чарующих лет.

Ты свой крестик нательный снимала с меня

И в глаза мне глядела, смеясь.

И февральская ночь закатилась, звеня,

И зарею в полнеба зажглась.

Ты исчезла вдали как напев ветерка,

Только праздник в душе не затих.

Да спасет тебя Бог от меня, старика,

И от песен обманных моих.

Интермеццо – это музыкальная пьеса,

которая исполняется в перерыве

На обрыве у леса

Ворон хрипло кричит.

Что за странная пьеса

В перерыве звучит?

Не найти, не измерить

К тайне взорванный мост.

Невозможно поверить

В неприкаянность звезд.

Кто же здесь верховодит?

Кто подводит итог?

И в президиум входит

Тяжкой поступью Бог.

Все апостолы пьяны,

Все мадонны в слезах,

Под распятьем стаканы

На разгульных ветрах.

С глаз упала завеса,

Ворон снова кричит.

Что за странная пьеса

В перерыве звучит?

Облака как солдаты,

Как наживка весна,

И кочуют закаты,

И любовь как блесна.

Не найти, не измерить

К тайне взорванный мост.

Невозможно поверить

В неприкаянность звезд.

С двух сторон на обрыве.

На кого опереться?

Мы живем в перерыве,

Наша жизнь – интермеццо.

Чао! От винта! Шеннон – Гавана.

И поднос плывет в твоей руке,

А в бокалах звездная нирвана

И луна на тонком стебельке.

Я в любви все тот же безбилетник,

То аншлаг, то полный перекур.

Привези мне, Ленка, двухкассетник

Из страны далекой Сингапур.

Я на нем поставлю эту пленку —

Ни догнать, ни вспомнить, ни спасти —

Про одну знакомую девчонку,

Что живет у Млечного Пути.

Ты опять счастливей всех на свете —

Южный пляж, бикини и гламур.

Привези мне, Ленка, вольный ветер

Из страны далекой Сингапур.

Под крылом небесные свирели.

Остров Сал – в созвездии твоем.

А потом, как прежде, на неделю

Мы с тобой в Аксаково махнем.

Там, где счастье светится в тумане,

Где живется сладко и легко,

Где ночной мираж гостит в стакане

И гитарой бредит Шурико.

И опять: Шеннон – Гавана – Лима,

Пересменок, Мальта и Дакар.

Но влечет к себе неодолимо

Этих милых дней родной угар.

Над осанной небо голубое,

И на нем твой след как белый шнур;

Привези мне, Ленка, шум прибоя

Из страны далекой Сингапур.

И снова крик: на абордаж!

Ночных потерь, рассветных краж…

Предсмертных улиц след… По чьей вине,

Гарсиа Лорка, свет погас в твоем окне?