Василий Галас - ГАЛАС. Избранное

На Карпатском взгорье
притулилась хатка.
Горевали горе
там отец и матка:
их дитя хворает
вот уже недели.
Может умирает?
Дышит еле-еле.
В бедной хатке тихо
оттого, что ясно:
ждать, когда в ней лихо,
помощи напрасно.
Далека и гадка
нынче медицина!
И отец и матка
молятся за сына…
Вот – мой бог! – однажды
ангел шевельнулся.
Утолили жажду —
слабо улыбнулся.
Глазки засветились,
ясные как зори.
Двое оживились —
отступило горе.
Тихо плачет матка,
а отец смеётся.
Счастье: их дитятко
с ними остаётся!..

Пресыщен благами иной,
кому-то нет простого блага.
Знакомо… Год назад женой
сумел обзавестись бедняга.
Но от судьбы не улизнёт
никто. Молчи, ори истошно,
заройся в землю, словно крот, —
с ней разминуться невозможно.
На джипе пьяный господин
век оборвал её на свете…
…Несчастный год уж как один,
и мир от горя беспросветен.
Кощунствуя в тиши ночей,
слезой кровавой он кропится,
и бог в бреду его речей —
не бог, не бог – а кровопийца.

Бит и голоден. Бывал
в разных передрягах.
Приютил его подвал,
где таких – ватага…
Попрошайничать и красть
наловчился, то-то:
шанс единый – не пропасть,
школа и работа.
В общем – доли нету злей
долюшки сиротской.
Пристрастился нюхать клей
он – от жизни скотской.
А вчера один говнюк
искусил на «дозе».
Провалился в первый глюк:
лето на морозе…
Участь малого теперь
представляет каждый:
не открыв спасенья дверь —
он умрёт однажды.
С горя хочется кричать,
есть для слёз причины:
будет колокол… молчать
в день его кончины!..

Это сколько в мире зла —
ей теперь понятно.
В школу девочкою шла,
женщиной – обратно…
По дороге в лимузин
затащили силой —
не чечен и не грузин… —
местные дебилы.
Ад утехи групповой
памятен девчонке.
Надругавшись, чуть живой
бросили. Подонки.
Впору руки наложить
на себя. Вот горе…
Но окстилась: надо жить,
в пику волчьей своре.
Пощадила даже мать:
не того здоровья,
сердце – что тут понимать —
обольётся кровью…
Зная – следствия возня
фарс ничтожный в лицах,
ходит, тайну сохраня,
в прежний класс. Учиться.

Шёл мужчина. Крепок телом.
Даром – мужественный вид:
то ли выл он, то ли пел он,
то ли плакал он навзрыд…

День какой такой утраты
у мужчины? – не понять.
Осенило – день зарплаты:
обманули —
что тут знать…
Ноют руки. Ноют плечи.
В теле – слабости озноб.
О законе – нет и речи.
Не рабочий он – холоп.
Шиш за целый месяц муки
получив, – в который раз, —
шёл глава семьи.
Он руки
отвести не смел от глаз:
чтобы люди не видали
слёз его скупых мужских.
Он спешил: ведь дома ждали —
голод – денег хоть каких…

Шёл мужчина. Крепок телом.
К чёрту – мужественный вид:
то ли выл он, то ли пел он,
то ли плакал он навзрыд.

На горе косарь с косою.
Захирел, ослаб. Траву
режет строчкою косою —
измождённый наяву.
Заприметив селянина —
сердцем вздрогнул и душой:
истерзалась полонина
нынче кривдою большой.
И в селе недоеданье.
Речи нету о деньгах.
Селянин обложен данью,
в потрясениях, в долгах…
…Кое-как трава ложится.
Косаря нет прежних сил.
Но на отдых не решится —
словно кто б его просил.
Так и есть.
Вот – хвост виляет,
два рога в пятнистом лбу.
Взгляд коровы умоляет
бедняка вести косьбу.
Тот работать перестанет —
вовсе в дом войдёт беда:
молока едва не станет —
напрочь кончится еда.
С человеческими схожи —
хоть коровьи – те зрачки.
И корове ясно тоже —
как страдают бедняки…

На работу лишь родители ушли —
Таня с Петей поиграть к реке пришли.
Видно – Таня мяч кидала высоко:
он возьми – да и в реку… Где глубоко.
Что же делать-то, бежать – за кем, куда?..
Плачет Таня, куксит Петя. Вот беда!..
Их завидя, тороплюсь я мяч спасти:
может запросто водою унести…
И останутся ребята без мяча.
Накричит суровый папа сгоряча.
Это ж новый скоро точно не купить:
новый мячик – ползарплаты «утопить»…
А зарплата у отца-то – с гулькин нос.
Получить её – какой ещё вопрос!..
Малых чисел разнесчастные ноли —
та подачка. Как отец её дели?..
Рвётся болью сердце папы на куски.
Нужно Петеньке костюм, ещё – носки.
Тапки – маме (ходит в доме босиком).
Вот, и сам – в туфлях с щербатым каблуком.
Овощей и хлеба нужно на семью.
Да запить бы нищету чайком свою.
За квартиру заплатить – нужда. За свет.
И за газ… Глядишь – зарплаты-то и нет…
Разуваюсь, и штанины подверну.
Беглеца – на что надеялся? – верну.
Догоняю по реке уплывший мяч.
Вот он, вот…
– Ты только, Танечка, не плачь! —
…Это раньше было… горе – не беда.
А теперь – река наделала б вреда,
не нарочно, заигравшись тем мячом.
РАЗВЕ ВЕДОМО РЕКЕ —
МЯЧИ ПОЧЁМ…