Ваан Терьян: Золотая Цепь

Уже расцвел мой сад зеленый,
И сердцем правит волшебство:
Люблю, любовью изумленный,
Люблю, не ведая – кого.
И, как раскрывшаяся роза,
Трепещет сердце, и, хмельной,
Не задаю себе вопроса,
Не спрашиваю: что со мной?

Опять я с тобой – и спокойно
Бездомное сердце стучит.
Защитой ему от обид
Ты служишь, с тобою не больно.

В наирском твоем языке,
В тончайшей ее паутинке
Такие соринки, запинки —
Баюкаешь, как в гамаке.

Так ярки лучи твоих глаз,
Так тонки словесные сети —
Не помню, в который уж раз
В плену их очнусь на рассвете…

Дитя мое, ты как птица
Над вешним простором луга.
Пусть мимо тебя промчится
Стрела, пусть мороз и вьюга
Души твоей не остудят,
Пусть крыл не коснется пламя,
Нетронутым сердце будет
Сиять, как звезда, над нами.
Ты лилией белоснежной
Цветешь на горе высокой,
Так пусть красы безмятежной
Дурное не встретит око!

…И мне приснился странный сон.
Я золотую дверь увидел.
Над нею свод был вознесен
Из пламени. Поверь, увидел
Я далее цветущий сад,
И там я белый клен увидел
И ангела – крыла висят,
А облик умилен – увидел.
Затем две чаши я увидел,
Две чаши, полные вина,
Затем я два копья увидел,
Услышал чьи-то имена.
И сердце я потом увидел
В крови и отблесках огня.
И палача с мечом увидел
И прошептал: «Убей меня».

Осень, дни холодеют уже,
Ночь уходит в туман за рекою.
Сколько нежности ныне в душе,
Сколько в ней тишины и покоя!
Светлой грустью мой дух осенен,
Сердце сладкая боль наполняет:
Всё – ушедшие грезы и сон,
Осень золото наземь роняет…

Люблю я безумцев, с которыми время сурово,
Всех тех, у кого ни отрады, ни дома, ни крова.

Сирот – им вовек не ступить на родимый порог —
И женщин распутных, в глазах у которых – порок,

И тех, кто – решимость в душе – не смирился с судьбою
И рыскает ночью с ножом по дороге разбоя.

И тех, кто, любовь потеряв, уступили судьбе,
И тех, кто, душой умерев, предаются алчбе.

Ах, если бы только я с теми сумел породниться,
Кто, богом забыт и людьми, погибает в темнице!

Стать братом тому, кто, в бессилье своем одинок,
Последней надежды утратил во тьме огонек.

И с братом своим горемыкой – бродягой и вором, —
Путь крестный безвестно пройдя, умереть под забором.

Туман раскинул сумерки свои…
Мелькнут в ночи холодные зарницы…
Нева – как заговорщик, ей не спится,
Она струится кольцами змеи.
Стоят дворцы в кровавом забытьи,
Их окна – словно черные глазницы.
Но то, что в них таится, прояснится —
Все злодеянья, как их ни таи.
И небосвод сливается с землей
И смотрит столь насупленно, беззвездно,
Безрадостно, и холодно, и грозно,
Что ты уже готов бежать долой,
Но околдовывает этот злой
Кошмар, и эта тьма, и поздно, поздно…

Одно лишь спасение есть:
Как боль ни томит,
Любить, даже если не счесть
Всех ран и обид…
И радость одна только есть,
И дар, может быть.
Какая высокая честь —
Страдать и любить…

Я с осужденьем не глядел
На мир печальный.
Страдать – вовек людской удел
И изначально.
Кого мне, в грудь себя бия,
Молить: «Нам трудно»?
Ах, все беспомощны, как я,
Всем бесприютно…

Ту же песню поете, всё ту же
Сколько лет! – сосчитать не берусь…
Как завязан – бывает ли туже? —
Ваш, о сердце и ветер, союз…

В этой песне рыдают, рыдают,
И рыдание в небе парит…
Твое сердце не так же ль страдает,
Ветер, – в час, когда плачешь навзрыд?

Глядишь, улыбки не тая,
Зовешь меня, влечешь меня,
В грудь направляешь два копья,
Двумя огнями жжешь меня.
Пьянея от любви, «приди!» —
Ты шепчешь мне, зовешь меня,
Твой взгляд так нежен, – не гляди, —
Бросает в жар и в дрожь меня.
Как солнца черного лучи,
Лучи волос – прожжешь меня.
Нет слаще муки: мучь, топчи,
Лаская, уничтожь меня!

Так грациозно, так легко, неслышно так шагаешь ты
Огнем зарницы далеко, рассеяв мрак, сверкаешь ты
Пугливой, быстрой ланью гор прочь от ловца
сбегаешь ты
Так нежно, опуская взор, томя сердца, ласкаешь ты
Любовь твоя всех бедствий злей, – о, не гляди! —
пугаешь ты
Как два копья, концы бровей – о, пощади! —
сдвигаешь ты.
Весь мир ты держишь под пятой, в пучину зла
ввергаешь ты, —
О злое солнце, красотой меня дотла сжигаешь ты.