Ваан Терьян - Золотая Цепь

Когда-то в твоем Ереване
Асо 2навевал тебе сон.
Отныне вдали упованье
Ты видишь, как новый Язон.

Не песней наирскою зыбкой,
Не солнцем родным осиян —
Могучей и грозной музыкой
Волнует тебя океан.

У нас распускаются клены
И зелен задумчивый Норк,
А ты всё твердишь воспаленно,
Твердишь, как в горячке: «Нью-Йорк!»

Дух странствий тебя не оставит,
Коль скоро однажды настиг.
Езжай! Но настанет, настанет
Печали томительный миг.

И вспомнится сладость мотива,
Который нам бог даровал,
И сердце сожмется тоскливо,
И скажешь ты: «О Ереван…»

Я словно сирота бездомный
Без мамы и в беде.
Он, этот мир, такой огромный,
А крова нет нигде.
Бреду себе, куда бредется,
Куда глаза глядят.
Переночую, где придется,
Где только приютят.
Везде – чужбина. Отовсюду
Я изгнан и гоним.
О сердце бедное, как буду
Я горе мыкать с ним?!
Мне плохо, сиро… С неба манну
Не жду уже, скорбя.
Наступит ночь – опять я стану
Баюкать сам себя.

Мы – двое заблудших детей.
И, милостыню собирая,
Бредем наугад, без путей,
А злу ни конца и ни края.
Темно и пустынно. В глуши
Всё чуждое, всё неживое.
Нас двое, нас только двое.
Кругом ни души.

Мы оба – дети, оба
Две тени – ты и я —
Заброшены до гроба
В далекие края.
Мы два листка во власти
Безжалостных ветров,
И тянется ненастье,
И мир суров, суров.
В жестокой круговерти
Нигде не брезжит свет.
Кто нас спасет от смерти,
Коль скоро бога нет?

Мое жаркое солнце темнеет в тумане,
Погружаясь бессильно в кромешную тьму.
Но любовь твоя к сердцу спешит моему
И спасает во мгле – на пределе, на грани…
Точно мать, добротою бескрайней своей
Ты простила все промахи мне и паденья.
И на помощь спешила ты без промедленья,
Как к ребенку, – сквозь сумрак безрадостных дней.
Как дитя свое малое – душу мою
Полюбила ты сразу в часы испытаний…
Словно солнце, пробила дорогу в тумане,
Что набросил на сердце мое кисею…
Неподдельным чеканом, печатью, тавром
Твое имя оттиснуто в сердце моем.

Горек мой жребий,
Грустен очаг.
Мрачно на небе,
На сердце – мрак.
Спи, мое сердце,
Жизнь так пуста.
Некуда деться,
Ты – сирота.
Холодно, наго…
Тягостен вздох:
Где ж оно, благо?
Где же он, бог?

Приходят, как волны, дни
И вновь уходят волной…
Спи кротко, дитя, усни,
Глубь мира – лишь пламень злой.

Лик неба навек погас,
И горек земной простор.
Лишь я берегу твой час,
Спи кротко, лилия гор!

Спи, спи, мотылек, усни.
Цвет крыльев твоих измят…
Мы в дальнем плену одни…
Лишь трепет сердечный свят…

Избавьте меня от разлада
И мыслей, и слов,
От долгого, долгого ада
Болезненных снов.
Душа побывала в зените,
А ныне скорбит.
Любовью меня исцелите
От горьких обид.
Как радость приемлю мученье —
Таков мой обет.
И все-таки нет излеченья
От муки и бед.
Сраженный обманом и ложью,
Объятый тоской,
Не верю ни истине божьей,
Ни правде людской.

Сжигали тебя беспощадно
Пустой суетой,
Любовной тщетой
И злобностью жадной.
И вот, как ребенок открыт,
Выходишь ты снова
К ударам готовый…
Твоя беззащитность – твой щит…

О шкипер, отважный и мудрый,
Тебе я сдаю
Лодчонку свою —
Кораблик свой утлый.
Один только ты, капитан,
Недремлющий, строгий,
Все знаешь дороги
Сквозь этот кромешный туман…

В златотканой одежде явилась ты,
Грустноокая осень… В туманной мгле
Листья тихо падают с высоты
И шуршат, как шелк, скользя по земле.

Всепрощающе ясен, глубок твой взгляд,
Ты пленяешь таинственностью меня.
Тихой кротостью вздохи твои звучат, —
Колыбельная на исходе дня.

Солнцу гаснущему, и песне твоей,
И шуршанью, и грусти твоей – привет.
О любимое время души моей,
Моя нежная осень, закатный свет…

Ты видишь, как уходят дни, как скор,
Как скор их шаг, а память ненадежна?
Кто обнимает нежно, осторожно
Твой тонкий, тонкий стан с недавних пор?