Давид Гофштейн - Избранное

Закройте кровавые пятна
Смертельным своим покрывалом,
Обрушьтесь на землю обвалом —
Земля без снегов безотрадна.

Завесьте свинцовые дали,
Засыпьте пустую дорогу:
Снегов не по-зимнему мало,
А грязи и крови — так много!..

Пройдет по снегам новый житель
Прозрачное лоно не прячьте:
Его красотой поразите,
Его чистотой ослепите
И душу его опрозрачьте!

Так падайте густо и мерно —
Просторы земли широки…
В январскую лютую стужу
Чрезмерны страданья и ужас,
И пятна кровавы чрезмерно,
Чрезмерно жарки!..

О, эти руки, руки без числа,
Что бесконечно истекают кровью!
Как стебли тростника,
Они ломать готовы
Мечи, что им война
Когда-то припасла.

О, эти руки, руки без числа,
Вздымающиеся с молитвой гордой,
С отважным зовом
И движеньем твердым
К свободным землям,
Словно молот новый, —
Все могут совершить,
Всего достичь готовы
Вот эти руки, руки без числа!

До нас дошли старинные преданья,
Что первой ты была
Вкусившей от плодов,
От дерева сладчайшего познанья.

О, женщина,
О, нежное слиянье
И молока и крови
На земле,
Куда луна и солнце
Льют сиянье.

Нам повторяют предки до сих пор:
Ты первая, презревши пени,
Тяжелым яблоком
Посеяла раздор,
Метнув его на стол
Времен и поколений.

О, женщина!
О, мать, сестра, жена, —
Кто ведает еще,
Что значит —
В огне, в крови,
В мучениях и плаче
Мир создавать и возрождать сполна!

Восстань! Свой гордый лик открой,
Что в рабстве изнывал
И в муке вековой.
Восстань!
И в свете новом покажи
Власть первозданную,
Желанную, как жизнь!

И там,
Где вновь мечи сошлись,
Чтоб утвердить достоинство
И право человека,
Чтоб утвердить иное бытие, —
Там место первое
Твое!

Когда скрежещут гневно зубы,
Глаза, как молнии, сверкают,
Кто мне велит
Измерить глуби
Той ненависти,
Что пылает
В моей душе?
Одно лишь знаю —
Что сердце
Быстро гонит кровь,
Что в нем трепещет
Боль живая,
Что радость
В нем живет,
Любовь,
Что в нем
Отвагу,
Боль мою
На части я не разделяю.
Пусть в круг домов
Я загнан
И стальными
Я терниями
Огражден, —
Мое лицо
Огнями золотыми
Озарено,
И весь я озарен.
Пусть слезы горькие
Вновь застилают свет
Моих печальных глаз, —
В движенье сумерек,
В сиянии рассвета
Я выход находил не раз.
Когда дома стоят,
Одеты в пламя,
Когда на улицах
Вновь закипает бой,
Кто может
Приказать мне:
Стой!
Сказать мне:
Жди!
Кто ненависть
Мне запретит
Носить в груди?

На землях, поднятых средь грубых валунов,
Под грозный гул ветров и вьюги злющей,
Что ст о ю я, что значу я, без слов
Свой светоч жизни трепетно несущий?

Вот море просыпается, мечась,
Из гневной глубины рождаются потоки.
Руль, мною избранный, что значит он сейчас?
Что мачта стройная? Что мой корабль широкий?

И каждое мгновенье я готов
Доверить жизнь мою и сердца трепетанье
Владыке разрушенья, созиданья,
Морских глубин, земель и берегов.

Ты видишь — я смиренно улыбаюсь,
Ты видишь, как устало
Спокойное мое лицо?
Но что ты можешь видеть?
И я тебя прощаю.

И камень мой
Крошить на разновески я уже не буду,
Я тихо понесу его
Средь гула и кипения среды…
А ты?
Ты видишь, как устало
Мое спокойное лицо,
Ты видишь — я смиренно улыбаюсь.
Но что ты можешь видеть?
И я тебя прощаю…

В разлучной шири полей
Лишь снежный завей…
Да сани скорби моей.

В беззвучье белой метели
Зеленые дыбятся ели,
Как вехи чьих-то путей.

К пурговым далям таежным
Я мчусь путем бездорожным
Сквозь семь ледяных морей.

Там стынут немые курганы…
В снежки там играют бураны,
То плача, то воя…

Не жду никого я.