Давид Гофштейн - Избранное

Я этой ночью
Сквозь толщи сна
Тебя заплаканной увидел…
На фоне синевы ночной
Парил твой образ,
И слезы, словно свет
Заоблачной звезды,
Струились нежным током
На тень притихшую
Моей души склоненной.
Я этой ночью
Тебя, заплаканную, ощущал.
Я прижимался
К трепетному свету
Глаз твоих,
Сквозь веки, дрожью полные,
Водил зрачками
По твоему лицу,
Губами воспаленными я гладил
Соль сладкую
Уже утихших слез.
И сердце, переполнившее грудь,
Кипело клятвой:
Все, что еще под звездами и солнцем
Колеблет душу трепетом желаний, —
Все от дыханья твоего
Зачато,
Все, все твоим дыханьем
Рождено.

А если
День отмечен был уже неясной красотой,
А если
Игра на улице большой коснулась сердца
чистотой
И от зенита своего склонился ты
К рисункам сна и кружевам мечты, —
Кому об этом рассказать
Тишайшей лаской глаз,
Простою речью
О хлебе-соли,
Наклоном к светлому пушку
На юной шее?..
А там, где сгустками могильной темноты
Недавно сыпались замерзшей глины комья,
Там, ночь за ночью,
Синею весной
Слоистые и мягкие туманы
Неслышно утоптали серый холмик.
А если
Я верю,
Что и на скрытых от меня глубинах,
На чистом, незапятнанном стекле
И под изнанкой путаных видений
Ничей злой гений
Не сможет своенравной силой
Изгладить золотистый образ милый, —
Кому про это рассказать доверчиво и нежно?

Залили солнечные волны ширь равнин, —
И снова день один, и снова день один.
А если шесть, а если семь?
Любой указывает день,
Любой приказывает день:
Жить!..
Жить!..
Я ведаю:
Любому я велению последую,
Я — раб в великом дерзостном бунтарстве,
Невольник в безграничном господарстве,
И в радостях, и в муках —
Я не могу не покориться
Любой указке твоего мизинца!
Я ведаю:
На свете есть такое —
Несхожей воли гений,
Не знающий покоя
Владыка ослеплений,
И он врасплох ко мне придет,
Безжалостен и груб,
И ослепит, и повлечет
К пожару глаз,
К горячке губ…
И я за ним последую…
Но все же, смерть, тебе
И черному на мачтах флагу
Отныне верен я,
Как верен я в борьбе
Тебе,
Большое иго и большое благо, —
Жизнь!

Что бьешься ты, душа,
Во глубине груди?
И содрогаются опоры бытия,
И поднимается
Победный голос славы
И, опустясь, в пыли
Тускнеет у подножья.
Трепещешь ты, душа,
Гудишь в моей груди,
Купаешься в пыли
И роешься в золе,
Как птицы в знойный день
Пытаются найти
Прохладу на земле
И свежесть — на песке.
Что клонишься, душа,
Что так гудишь в груди,
Как жертвенная кровь,
Кипишь, не утихая,
Бездумно поливая
Горючий серый камень
Безгрешной чистотой.
Склоняйся же, душа,
Гуди в глуби груди!
От крови очищайся;
Возьми от плача ясность,
От пепла — чистоту,
А от кипенья — нежность,
И светит пусть тебе
Твоя большая боль!

Туда, туда,
К невзрачному холму,
Что стал приютом телу твоему,
Туда, туда —
К полям Волыни милой —
Я простираю руки…
Обширна родина твоя,
И на простор тысячемильный
Выходит дружная семья
Неунывающих и сильных,
И алые знамена спорят
Со всей всесветной вражьей сворой!..
Мой нежный брат — герой!
Как с первым ожиданьем
Привольных радостей весеннею порой,
Как с первым содроганьем
Горячего и гордого страданья,
Так и с тобой
В борьбе великой нашей
Останется навеки верным,
Навеки неразлучным
Мое простое сердце!..

Говорит колес немолчный грохот:
Снова, снова я в пути лечу.
Что здесь хорошо теперь, что плохо —
Знать хочу.

Если грань одну мы уничтожим
(Это — беспокойство, то — покой!),
Обнаружить разницы не сможем
Никакой!

Рельсы и колеса… Дым недобрый —
Сколько ни гони — не убежит…
Прикоснись к покою, и твой образ
Будет жить!..

Брат мой! Верь, что каждый миг
Каждый зоркий взгляд найдет —
В селах, городах, полях —
И рождение и взлет.

В селах, городах, полях
Возникает каждый миг
Новой жизни новый шлях.

Брат мой! Видеть поспеши!
И, увидев — каждый миг
Славить в глубине души.