Давид Гофштейн - Избранное

Призраком смерти,
Призраком смерти
Бродят по тверди
Планеты, светила,
Лишенные воздуха,
Влаги и света,
Лишенные силы.
Слепорожденна,
Мертворожденна
Жизнь без горенья,
Без дерзновенья,
Жизнь без мечты,
Без почвы:
Без почвы для сада,
Без почвы для пашни,
Чтоб злаки росли и цветы…
Но цвета и жатвы
Дождаться
Тому лишь дано,
Кто в почву
Для всходов
Мечты своей бросит зерно.

Сочится кровь моя в пустынях вешних далей,
Сочится трепетная кровь души моей,
И тьма к груди широкой прижимает
Боль оскверненных дней…

Но пламя перемен кострами рассекает
Туманов мягкие, податливые лона.
Набегам ярости, в столетьях затаенной,
Костры — как знаменья: озарена дорога.

У красных врат рассветов ясных
Становятся на стражу
Ликующие звуки рога.

И первого полета гривы ждут,
Копыт подкованных все жарче нетерпенье:
Их жизнь — в разверстых далях,
В их первой пестрой смене
И в первых сшибках яростных сражений.

…Я с дрожью сердца слышу их —
Победы клики сбывшихся дерзаний.
Я с леденящей болью вижу их —
Поверженных в огне немых страданий.

И вот, едва лишь ночь
Укроет никнущий усталый день
Во тьме немого лона,
Как душу даль зовет: «Пора в поход!»

Единством тысяч воль притянутый,
плененный,
Я средь полей или по склону лога
За пьяными от битв колесами иду
С отважными в одном ряду, —

И с новым кличем радостного рога
И к новым вспышкам очистительной зари
Шагаем непроторенной дорогой.

Вы громы метали когда-то
В пылающих кровью просторах.
Что в душах осталось горбатых?
Дымящийся прибылью порох?

Все так же кривится улыбка,
Мерцает, корежится лживо.
Страдание теплится зыбко,
Страдание старое живо.

Но где же невинность святая?
Героев поникшие тени?
Просоленных слез не глотая,
Вы предали мертвых забвенью.
Вы липнете перьям подобно
К уюту ворсистого платья.
И ветры, как веники, злобно
Метут вас и гонят с проклятьем…
. . . . . . . . . .

Мой черный шар,
Моя земля
С холодной ледяной главой,
С холодной ледяной стопой,
На чреслах — жаркий пояс, —

В твоих просторах взглядом роясь,
Я открываю брата дом
За каждой складкой и бугром,
В твоей коре щербатой —
Здесь брат мой жил когда-то,
Здесь с каждым братом был и я,
Здесь каждый шаг мой слушали равнины
И каждая скала твоя,
Я был в любой твоей пещере, —
Да, ты моя, земля! Моя!

И поделю тебя, моя земля,
Только я!

Мы знаем — нужны для замеса
Прочнейшего в мире цемента
Частицы легчайшего веса,
Пылинки незримого цвета.

В рассеянном прахе таится
Сцепления скрытая сила.
Он пролитой кровью дымится,
Он ждет, чтоб его замесили.

Ты, прах невесомый, ты, слово,
Дарящее нежность и ласку,
Восстань закаленным, суровым —
Оружием стали дамасской!

Не к лаврам покоя, не к миртам
Зови нас, подобное грому,
А к полю, что боем изрыто,
К развалинам отчего дома!

Сцепления скрытая сила
В рассеянном прахе таится…
Он ждет, чтоб его замесили,
Он пролитой кровью дымится.

Бог мой, бог! Таких не помню я
Облаков над нашей крышей:
Посредине — буро-темные,
А края и не опишешь!

Не поведаешь словами,
Как смешались: блеск и дым,
Ночь с рассветными мазками,
Сумрак с полднем голубым…

Это все слилось чудесно
С пеньем сердца огневым,
С песней той, что лишь известна
Пальцам трепетным твоим.

Чтобы кудри не мешались,
Забрала ты их повыше,
И два ушка показались,
Будто птенчики под крышей.

Мне спасенья нет сейчас:
Прямо в сердце мне стучится
Взгляд горячих, дерзких глаз,
Скрытых в набожных ресницах.