Вершины вдали розовели
Под взглядом нескромного дня…
Министр и поэт Руставели
В бессмертье направил коня.
В глухой деревне Волковойня
Зажились двое стариков,
А у волков явилась тройня
Лобастых крошечных щенков.
Они у матери сосали
Ее отвисшие сосцы.
Матёрый, оглашая дали,
Угрюмо выл во все концы.
Владела им не только злоба,
Как ни сильна была она,
Но и бездонная утроба
Волчицы, что кормить должна.
Волчара резал все в округе:
Лесную дичь, телят, ягнят —
И к логову носил подруге
Для блага собственных щенят.
Однажды волк на дух отребья
Пошёл в овраг у ивняка
И получил заряд жеребья
В бок из берданки старика.
Не прекратил охотник бойни:
На логове погибли все…
Теперь от прежней Волковойни —
Лишь указатель на шоссе.
Теченье вод живых, как смена дней,
С годами ощущается сильней.
И горный ключ, и низменный родник —
Святой источник, где бы ни возник.
Журчит ручей – всему живому друг:
Как зелено и весело вокруг!
То явной струйкой по песку, камням,
То потаённо: в травах, там и сям, —
Течёт вода, щебечет все звончей,
Пока не набирается ручей.
В глухом лесу, где тень и тишина,
Бормочущая речь ручья слышна,
А в камышах и вицах лозняка
Она звучит повеселей слегка.
И где-нибудь на заливном лугу
Ручей беспечно плещет на бегу,
Влетает в тёмный омут на пути,
Идёт ко дну, взывает: “Отпусти!”
Опять бежит, встречает земляка —
И речка, невеликая пока,
Плетёт узор, петляет без конца
И, словно бусы, нижет озерца.
Ручьев и речек воды, имена
Река в себя вбирает.
Вот она!
*
В какую пору мне милей река?
В разлив, когда вольна и широка,
Она не соблюдает берегов,
Цветущим летом посреди лугов,
Осеннею порой, когда она
Становится прозрачною до дна,
Зимой студёной, скованная льдом,
Когда и дышит, кажется, с трудом?
Всегда мила! Я помню имена:
Трубеж, и Сутка, Нудоль, и Десна,
Порошиха, и Нерская, Ишим
(Последнего я помню небольшим),
О Волге и Днепре не говорю —
На многих берегах встречал зарю.
И если рай представить я могу,
То у реки на заливном лугу.
С крутого берега на эту даль
Глядеть бы вечность… Расставаться жаль.
О Господи! Дай обрести покой
На маленьком погосте над рекой.
Летом 1380 года монголо-татарский темник Мамай сосредоточил огромные силы – двенадцать орд и три царства: ордынскую конницу, войска с Кавказа, Поволжья, отряд наёмников-генуэзцев – и повёл их, чтобы проучить непокорную Русь.
Князь московский Дмитрий Иванович к концу августа собрал большую рать из дружинников, крестьян и горожан Московской, Владимирской, Смоленской, Ярославской и других земель. Были в его войске отряды украинцев, белорусов да дружины удельных литовских князей.
1
Над Русью тишь предгрозовая.
И вороньё,
поняв,
что мир —
враньё,
Как хлопья пепла,
кружит,
созывая
На пир
зверьё.
За тьмою —
тьмы.
За тучами —
татары.
Мечами сшиблись молнии вдали —
И гром гремит.
Гудят его удары
Набатом над просторами земли.
Меняет Русь посконную рубаху,
Кольчугу надевает и шелом —
До сердца не достать копью и страху.
Целует меч и Богу бьёт челом.
2
– Стоять и ждать.
– Идти за Дон —
Всё те же рабство и свобода. —
Но слово Дмитрия – закон,
Созвучный голосу народа:
– Враги у нас на поводу,
А не по собственной охоте,
Под нашу русскую дуду
Пускай попляшут на болоте.
За Доном стать, как сжечь мосты,
Тогда – погибель или воля.
3
Сошлись надежды и мечты
В низине Куликова поля.
4
Ой, вы, травы луговые,
Снова старый ворог лют.
Будут вас топтать живые,
Кровью мёртвые зальют.
Можно в грязь втоптать былинку,
Да не вытоптать травы —
Что бы завтра ни случилось,
Мы сильнее татарвы.
Только мёртвым не подняться,
Никогда не встать с земли,
Может, им в раю приснятся
До озора ковыли:
Поднимаются отавы
На полях кровавых сеч…
Вы о чём шумите, травы,
Про кого ведёте речь?
5
Не жаворонки —
Кулики
Тужили над густой осокой,
Когда построились полки
Для битвы правой и жестокой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу