Джон Китс - Стихотворения и поэмы

Анджела шла по лестнице старинной,
Держась рукой дрожащею своей,
Когда из тьмы кромешной Маделина,
Как ангелок, предстала перед ней
С узорною свечой. Вдоль галерей
Старушку тихо отвела девица
В ее покой. Теперь держись смелей,
Порфиро, — дева скоро возвратится:
Она уже идет, она летит, как птица!

Свеча клонила пламень голубой.
В лучах луны скользил дымок лениво.
Девица дверь закрыла за собой,
Молчанье соблюдая терпеливо;
Но сердце.;, сердце стало говорливо,
Стучит в груди лилейной все сильней,
Так бьется, умирая от надрыва,
В орешнике зеленом соловей,
Внезапно онемев пред гибелью своей.

В алькове девичьем высокой аркой
Венчалось многоцветное окно,
Диковинной, необычайно яркой,
Тончайшею резьбой обрамлено:
В ней прихотливо было сплетено
Бесчисленное множество прекрасных
Цветов — а в центре, алый, как вино,
Был щит с эмблемой королей всевластных
Средь тысячи гербов и надписей неясных.

В окне сияла полная луна, —
И сверху падал отблеск багрянистый, —
Когда молиться начала она.
Он длани превращал в рубин лучистый,
Вправлял в нагрудный крестик аметисты,
И вкруг чела, как некоей святой,
Соткал ей нимб. Казалось, ангел чистый
Стоит — бескрыл, но окрылен мечтой.
Порфиро обомлел пред этой красотой.

Но вскоре ожил. Дева молодая
Прочла молитву до конца — и вот,
Шелка и драгоценности бросая,
Она почти нагою предстает,
Как нереида, вставшая из вод,
Воображенье деве рисовало
Агнессу — и теперь пришел черед
По ритуалу лечь под покрывало.
Но коль скосишь глаза — все волшебство пропало.

Она, дрожа, на ложе возлегла —
И тело девичье тотчас сомлело
От нежного, снотворного тепла;
И, словно мысль, ее душа от тела
До утренней денницы отлетела, —
Так девушку сковал блаженный сон,
Так древний свиток спит осиротело,
Песком и солнцем надписей лишен,
Так роза под дождем спит, превратясь в бутон.

Порфиро, в этот рай проникший тайно,
В мечтах смотрел на брошенный наряд
И слушал каждый вздох, когда случайно
Вздыхала девушка, — и был он рад
В молитвах возводить влюбленный взгляд
При каждом вздохе. Но, страшась открыться,
Ступил вперед, волнением объят, —
Взглянул — и сердце стало чаще биться:
Как безмятежно спит прекрасная девица.

И расстелил Порфиро в полумгле,
У края ложа, скрытого от света,
Парчовый плат на маленьком столе —
Сей плат, имевший свойства амулета,
Был ярко-красного, как пламя, цвета.
Издалека донесся звук рожка,
Литавры, приглушенный тон кларнета
Коснулись слуха юноши слегка, —
Но миг прошел, и вновь тревога далека.

А дева все спокойнее, все тише,
Спала в сорочке, тонкой, как туман, —
Пока Порфиро доставал из ниши
Пунцовые, как солнечный шафран,
Сладчайшие плоды из дальних стран;
Душистый мед, искрящийся и жидкий.
И Самарканд, и Смирна, и Ливан
Благоухали здесь, прислав в избытке
Дары своих садов и пряные напитки.

Из темной ниши на парчовый плат
Явилась драгоценная посуда.
И разливался пряный аромат
В ночной, прохладной тишине, покуда
Порфиро яства разложил на блюда.
«Теперь проснись, мой чистый серафим,
Открой глаза, пускай свершится чудо, —
О, пробудись! Твой друг тоской томим —
Иль он заснет сейчас последним сном своим».

Так прошептав, рукою осторожной
Коснулся он ее закрытых век, —
Но нет — разрушить чары невозможно.
Их растопить трудней, чем горный снег,
Чем лед, сковавший гладь широких рек;
А лунный свет бледнел. Сказать короче,
Казалось, не откроются вовек
Девичьи зачарованные очи —
Во власти колдовства необычайной ночи.

Порфиро лютню в руки взял тогда,
Коснулся струн. Аккорд раздался длинный,
Молчанье разрушая без следа:
«La belle dame sans merci» [4] Безжалостная красота (фр.) — напев старинный
Встревожил слух прекрасной Маделины.
Она во сне вздохнула — и напев
Умолкнул. Оборвался сон невинный, —
Сверкнули очи, в миг один прозрев, —
А юноша застыл, как мрамор, побледнев.