Эрих Ремарк - Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… [сборник]

Пьеса: ночное кафе. Начало: сцена между официантами, гардеробщицами, девушками в баре. На этом кончается. В то же время вокруг гости, ревность, выстрел, старик, пьяный, бармен и т. д.

Скетч: «21», стол, заказ ужина, голодные англичане, справа стол с американцами, толстыми пресвитерианцами. Во время заказа: Лоран так счастлив, жена спасена.

Марион Премингер с серьгами в виде короны, огромная корона на груди, милое общество, кладет серьги на стол, сует корону в пирожное («надоело держать!»), падает грудью на стол, украшение врезается в нее.

Дрейфус, автогонщик, летчик, отправляется на гонки во Флориде, коллапс Франции, — теперь ресторатор в таверне «Морган Ред-Коач», Нью-Джерси, столы у пылающих каминов, французское вино, мечты.

Венгр, сестра, двадцать один год, нанимает немецкий военный самолет, летит с ним ночью из Будапешта в Венецию, назад возвращается одна.

Луиза, чешка, мастер игры в гольф, бегство на автомобиле, золото в мешке для гольфа, акции и т. п. в чемодане, через Германию во Францию. Америка. Эллис-Айленд. Замуж за англичанина, Макинтош, открывает меховую лавку. Замуж выходит по расчету, первую неделю он импотент, потом резкая перемена — он должен вернуться в Англию, она через неделю, полная любви, следует за ним. Одна на грузовом корабле. Прибывает, длинноногая, по пустому пирсу бежит назад, кричит: «Петер, все замуровано!» Пушки, пушки, замуровано, как гроб, — одна с командой. Прибытие.

Днем в магазине игрушек. Эрих Гольдшмидт встречает Ротшильда, седой. Рассказывает среди плюшевых медведей, что в Сан-Доминго потерял тринадцать килограммов (был в концлагере). Так, к слову.

04.01.1941. Нью-Йорк, отель «Шерри Незерленд»

1-е января. В три часа дня с Зальцем и Сальмони у Уинтропа. Частное собрание. Комната, полная рисунков Энгра, два Домье, адвокаты и любители живописи. Рисунок Домье, женщина с младенцем. Акварель Мане, сцена скачек. Великолепная акварель Делакруа, тигр, львы и т. п. Дега, Ренуар, два рисунка Ван Гога, портрет и пейзаж с синим вагоном. Среди всего этого много слабых работ, американцы, современники, работы дочери. Отличный Хорус, бронзовый сокол. Две собаки. Бронзовый дракон. Несколько китайских бронзовых сосудов, довольно хороших. Еще два больших гонга, очень красивых. Зеленая патина, изящная форма, невероятное литье, тончайший орнамент. Невероятно, как это можно было вылить из бронзы. Дужка вверху в виде двух драконов, их крылья изящно распростерты над верней частью гонга, воздушные, как египетские крылья времен Тутанхамона. Великолепные бронзовые зеркала, рельефы морских водорослей, все из одного кургана, значительные и исполненные грации. В прихожей еще два огромных гонга.

Уинтроп, нарядный старик, с поседевшей эспаньолкой, с брюшком, в тихом воздухе античности и буржуазности квартиры коллекционера. Какой-то искусствовед, Уотерберри, со щетиной, тонкой шеей, тяжелым телом, в чем-то напоминающая динозавра. Очень страшна — осторожно осматривает бронзу.

Пешком по Пятой авеню. Ясный воздух, зеленое, широкое небо над небоскребами, новый месяц, первые, холодные огни улицы, аэроплан в ущелье между домами.

В кафе Пьер пили чай и болтали. На улице тем временем наступил теплый вечер.

Вечером ужинал здесь с Петер. Просматривали рукопись*.

2-го января немного поработал. Вечером с Зальцем и какой-то девушкой в «Пьере», в «Мартинике», где-то пили ром, Джордж Рафт, и потом в «Эль-Морокко», где сидела Марджори де Гир, пьяная, призналась мне в любви и со слезами на глазах попросила вдохновить ее.

3-го января с утра массажистка. Обед с Наташей Палей*. Послал Эльзи Мендль лилии, Наташе ветку орхидеи. Две китайские танцовщицы прибыли из Лоо*. Очень красивые; милые, умершие лица, тела застыли во вневременной грации.

Во второй половине дня Лили Шпорер. Была утром на допросе у господина из ФБР. Не понимала почему. Расстроена. Возможно, что ничего страшного, по чьему-то идиотскому доносу, который был направлен на ее друга. Она выпила коктейль, ушла утешенная и послала мне наверх розовые гвоздики.

Вечером с Петер ужинали в «21». Прогулялись по улицам. Сырой туман, мерцающие огни высоко над ним, пестрые купола «Уолдорф-Астории» подобно парящему воздушному шару над городским шумом. Небо над огромным городом пронизано желтым и серым.

Новая ностальгическая песня «Последний раз я вижу Париж».

Сегодня с Фейхтвангером и Петер обедал в «Шамборде». Беседа о литераторах. Как один доносил на другого в Париже. Нищета круговой поруки. Когда мы вышли, уже наступил вечер. Словно мы вышли из парижского ресторана зимой.