Алексей Букалов - «Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Ср. с более поздним пушкинским наблюдением: «…Замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны…» («Путешествие в Арзрум», VIII, 452).

Подробнее см.: Эйдельман Н.Я. Пушкин. История и современность в художественном сознании поэта. М., 1984. С. 33.

Речь идет о поэме К.Ф. Рылеева «Палей» (1825). Здесь Пушкин предвещает важнейший прием своего будущего романа: «экзотика арапа на историческом фоне» (подмечено Д.П. Якубовичем).

Ср. также стихотворную «Надпись на кубке из черепа» Байрона или «Череп» Баратынского. Между прочим, черновик «Послания к Дельвигу» находится в одной тетради с черновой рукописью романа о царском арапе (ПД. №836).

Анненков П.В. А.С.Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. СПб., 1873. С. 190.

Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826–1830). М., 1967. С. 243.

Ср. с тем, как Пушкин говорил о Петре: «неутомим». Эта характеристика Петра – в русле отечественной стихотворной традиции – от Ломоносова («Строитель, плаватель, в полях, в морях герой») и Державина («Строитель, плаватель, работник, обладатель») до пушкинских «Стансов»: «То академик, то герой, /То мореплаватель, то плотник, / Он всеобъемлющей душой, /На троне вечный был работник» (II, 342). Надо полагать, указанная оценка нового императора включена в отчет III отделения не без учета этой традиции: фон Фок, чуткий служака, преподносят Николаю I его эстетизированный портрет «в одеждах» Петра I.

Цит. по: Бродский Н.Л . А.С. Пушкин. Биография. М., 1937. С. 512–513.

Томашевский Б.В. Пушкин. Книга вторая. Материалы к монографии (1824– 1837). М.; Л., 1961. С. 508.

Абрамович С.Л. К вопросу о становлении повествовательной прозы Пушкина // Русская литература. 1974. № 2. С. 55.

То, что Пушкин к 1825 году уже был знаком с голиковскими «Деяниями», доказал И.Л. Фейнберг (см. его «Незавершенные работы Пушкина». 7-е изд. М., 1979. С. 86). Интересно отметить, что почти одновременно (примерно с 1526 года) над историческим романом из Петровской эпохи («Последний новик») работает И.И. Лажечников. Характерен его метод: «Прежде чем писать мои романы, я долго изучал эпоху и людей того времени, особенно главные исторические лица, которые изображал. Например, чего не перечитал я для своего «Новика»! Могу прибавить, я был столько счастлив, что мне попадались под руку весьма редкие источники…» (Цит. по сб.: Пушкин. Исследования и материалы. Т. VI. Л., 1969. С. 175.)

Столетие спустя с такой же жадностью всматривается в петровскую эпоху А.Н.Толстой. Он рассказывал об этом времени «с тысячей подробностей, именуя каждого по имени и отчеству, с прибавлением всех титулов, должностей, упоминая о всех внутренних пружинах событий, – вспоминает Н. Смирнов-Сокольский. – Я наблюдал, как однажды он рассматривал у меня «Марсовую книгу», и мне показалось, что он рассматривает не гравюры, иллюстрирующие военные победы Петра, а как бы смотрит в окно… Каждая гравюра для него была не плоское застывшее изображение, каким оно было для нас, – у него это изображение оживало, двигалось: пушки стреляли, войска маршировали, корабли плыли». Можно себе представить, с каким трепетом изучал реалии Петровской эпохи Пушкин. (Не случайно он велит вделать в набалдашник своей любимой трости пуговицу с военного мундира Петра I, перешедшую к нему – вместе с преданием – по наследству от самого А.П. Ганнибала, царского арапа!)

Не вызывает сомнения знакомство Пушкина до 1827 года с взглядами на Петра I Ломоносова, Карамзина, декабристов, а также Руссо, Дидро и Вольтера. Как предположил И.Фейнберг, Пушкин, со слов Чаадаева, мог знать и содержание не изданных еще в то время сочинений князя Щербатова, читал в «Сыне Отечества» в 1819 году «Достопамятные повествования и речи императора Петра Великого».

Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Под ред. Венгерова. Т. XII. С. 453.

Московский вестник. 1828. Ч. 7. С. 169–170,171.

Марлинский А. Полн. собр. соч. СПб., 1838, ч. XI. С. 217.

«Северные цветы» за 1828 год. С. 78–79. Составитель сборника «Проза русских поэтов» (М., 1982) А.Л.Осповат справедливо отмечает: «Чистый стихотворец, поэт и только поэт – фигура довольно редкая в русской литературной действительности прошлого века, которая создала устойчивый писательский тип; это – профессионал, работающий в разных жанрах». Достоевский, сопоставляя русских романистов с западноевропейскими, утверждал, что русские романисты, прежде всего, предстают в качестве поэтов, а потом уже романистов.