Николай Доризо - Я сочинил когда-то песню

Я думал,
Москва —
Это Красная площадь,
Кремлевские ели,
Высотные зданья.
Я думал,
Москва —
Это Марьина роща,
Куда
приходил я
К тебе
на свиданье.
Я думал,
Москва —
это липы
рядами
На улице Горького,
у Моссовета.
Бульвары,
что
с детства
исхожены
нами,
Крылатые башни
Университета.
Да,
это она —
и метро на Арбате,
И мост у Кремля
над Москвою-рекою —
Такой
мы видали ее
на плакате,
И слышалась в песнях
она
нам такою.
Но вот
я увидел
своими глазами,
Насколько столица
и больше
и шире:
Москва —
это
поле ржаное
Рязани,
Москва —
это
сосны
на горном Памире.
Колосья
отменной кубанской пшеницы,
Мохнатые пальмы
субтропиков,
это —
Пейзаж
нашей
с детства знакомой
столицы,
Московская
почва,
московское
лето…
Москва —
это травы
волна за волною,
Где кони донские
привольно пасутся,
И те,
кто пока не согласен
со мною,
Пусть
сами
по Выставке
нынче
пройдутся!
Родная Москва —
без конца и без края —
Такою
сегодня
ты видишься мне.
Стоишь ты,
в себе
всю страну
отражая,
Сама
отражаясь
повсюду
в стране!

В тишине уснувшего вагона
У меня спросил старик сосед:
— Кто вы по профессии? —
Смущенно
Я молчал —
признаться или нет?

Мне казалось,
назовусь поэтом,
Будто славой щегольну чужой,
Ни по книгам
и ни по газетам
Вдруг меня не знает спутник мой.
— Ваша как фамилия? —
он сразу
Спросит оживленно,
а потом:

— Как?
Признаться, не встречал ни разу,
С прозой как-то больше я знаком!..

В этот вечер
(да простит мне муза
Ложь необходимую сию)
Я назвал себя
студентом вуза,
Грустно скрыв профессию свою.
Скрыл — и зубы стиснул от обиды,
Подмывало дать другой ответ, —
Я ведь не сказал бы
«знаменитый»,
Я б ответил скромно:
— Я поэт.—
Это не трудов моих оценка —
Ведь сосед не скрыл, что агроном,
Хоть с его я славой не знаком.
Агроном,
а тоже не Лысенко.

На вагонной полке плохо спится,
Долго говорили мы впотьмах:
Я, робея,
о сортах пшеницы,
Он о Маяковском,
о стихах,
Моего любимого поэта
Наизусть всю ночь он мне читал,
Волновался, требовал похвал,
Будто сам он сочинил все это…

Мы с ним вышли на перрон московский,
Долго я глядел соседу вслед.
Мне бы так писать,
как Маяковский,
Чтоб ответить скромно:
— Я поэт!

Говорят,
что друзья познаются в беде.
Что ж!
В беде
он как раз
настоящий товарищ:
Даст взаймы,
если ты оказался в нужде,
За ночь глаз не сомкнет,
если ты захвораешь.
Если критик
стихи твои забраковал,
От души пожалеет
и вспомнит при этом,
Что когда-то неплохо
он сам рифмовал,
Но ему не везло,
потому и не стал он поэтом…
Если горя хлебнул
или сбился с пути,
Ты поймешь,
что он может быть истинным другом…
Но попробуй к нему ты
счастливым,
влюбленным, любимым прийти —
Загрустит,
поглядит с непонятным испугом,
Так,
как будто тебе твое счастье
в вину,
Так,
как будто присвоил ты что-то чужое,
Так,
как будто увел от него ты жену
И ему теперь
нету покоя!..
Да, он может помочь,
если будешь в нужде,
За ночь глаз не сомкнет,
если ты захвораешь…
Говорят,
что друзья познаются в беде,
Но порою
лишь в счастье
ты друга познаешь!

Что, если он
В своих статьях
не врет?
И за него мне
Страшновато стало.
Что,
если в жизни
Он
таким
живет,
Как в глубине
Газетного подвала?..

Случилось так,
Что в доме денег нет.
— Как денег нет? —
Он вопрошает зычно.
В семье советской
Это не типично.
Вздор!
Деньги есть!
Давай,
жена,
обед!

И вот однажды
Грянула беда.
Вошел он в дом,
Застыл от удивленья.
Записка:
«Ухожу я навсегда.
С меня довольно!
Лопнуло
терпенье».

Была тоска
Смертельно тяжела.
Но он записку
Прочитал вторично:
— Ушла от мужа?
Вздор!
Ты не ушла.
Так не бывает.
Это не типично.

А как бывает —
Знает он
один
Наперекор всему,
Что есть на свете.
Любовь.
Печаль…
Но этих дисциплин
Не проходил он
В университете…

…Боюсь,
Что и теперь,
Меня кляня,
Не будет
Критик мой
Самокритичен:
— Поклеп!
Я утверждаю —
нет меня,
Поскольку
я
Сегодня
не типичен.