Согласие слышу я в криках оленей,
Что сочные травы на поле едят.
Прекрасных гостей я сегодня встречаю —
И слышу я цитры и гуслей игру,
Я слышу и цитры и гуслей игру,
Согласье и радость в удел изберу.
Отменным их ныне вином угощаю —
Прекрасных гостей веселю на пиру.
(II. I. 1)
Здесь и славословие «достойным гостям», которым хозяин желает «жизни на века и века»:
На южной горе вижу поросли ив,
На северной — рощи обильные слив.
Достойные, милые гости мои
Народу заменят и мать, и отца,
Достойные, милые гости мои,
Их доблестной славе не будет конца!
(II, II. 7)
Здесъ и ода царственному пиршеству:
Густая, густая повсюду роса
Без солнца не высохнут росы кругом...
Мы длим свою радость, мы пьем в эту ночь,
Никто не уйдет, не упившись вином.
(II. II, 10)
Здесь и произведения придворных стихотворцев, отразившие характерное отношение к женщине, в известной мере сохранявшееся в китайском обществе на протяжении многих веков, особенно в среде аристократии. Вот как это выражено в придворной оде «Новый дворец»:
Коль сыновья народятся, то спать
Пусть их с почетом кладут на кровать,
Каждого в пышный оденут наряд,
Яшмовый жезл как игрушку дарят.
Громок их плач... Заблестит, наконец,
Их наколенников яркий багрец —
Примут уделы и царский дворец!
Если ж тебе народят дочерей,
Спать на земле уложи их скорей,
Пусть их в пеленки закутает мать,
В руки им даст черепицу играть!
Зла и добра им вершить не дано,
Пищу варить им, да квасить вино,
Мать и отца не заставить страдать.
(II. IV. 5)
Есть и произведения, содержащие критику господствующего режима, в которых звучит открытое недовольство, как, например, «Ода благородного Цзя Фу, обличающая царя и царского советника Иня»:
Неба великого гнев над страною!
Смута, предела не зная, растет,
И умножается с каждой луною,
Благостей мира лишая народ.
Сердце как будто пьяню от печали..
Кто у нас держит кормило страны?
Править страной вы давно перестали.—
Скорбь и страданья народа страшны!,.
Небо великое в гневе сурово!
Царь наш покоя не ведает снова —
Сердце смирить он не хочет и только
Гневом встречает правдивое слово.
(II. IV, 7)
Аналогичные мысли выражаются и в «Оде ушедшим от смуты в иные земли»:
Велик ты, неба вышний свод!
Но ты немилостив и шлешь
И смерть, и глад на наш народ,
Везде в стране чинишь грабеж!
Ты, небо в высях, сеешь страх,
В жестоком гневе мысли нет;
Пусть те, кто злое совершил,
За зло свое несут ответ,
Но кто ни в чем не виноват —
За что они в пучине бед?
(II, IV, 10)
Близка по содержанию этим произведениям и прославленная «Ода о клеветниках», в которой поэт гневно обличает «лживые слова» льстецов и «мастеров клеветы»:
Причудливо вьется прекрасный узор —
Ракушками тканная выйдет парча.
Смотрю я на вас, мастера клеветы!
Давно превзошли вы искусство ткача...
Лжецов клеветавших схватил бы я сам
И бросил бы тиграм их всех и волкам;
Коль тигры б и волки их жрать не смогли,
На север их кинул бы к краю земли;
Коль в мрачные север не примет края,
К великому небу их кинул бы я!
(II. V. 6)
Следует, однако, иметь в виду, что господствующие классы, знать, а также их идеологи,— в частности, представители конфуцианства,— нередко стремились использовать в своих корыстных интересах как памятники фольклорного поэтического творчества, так и деятельность художников слова, живших в различные исторические периоды. Недовольство и критика исходили нередко от тех представителей аристократии, которые стремились к захвату государственной власти. Именно в этой связи и должна рассматриваться критика правящих кругов, содержащаяся в разделе придворной поэзии «Шицзина», в отличие от критики и жалоб, звучащих в произведениях чисто народных.
Помимо произведений придворной поэзии, в разделе «Малые оды» есть прекрасные поэтические образцы, которые трудно в полной мере отнести к литературной или фольклорной поэзии, но которые, однако, строятся в значительной степени в соответствии с принципами народного песенно-поэтического творчества. Это, в частности, можно видеть на примере «Оды о дружбе», отрывки из которой Мао Цзэ-дун цитирует в одной из своих работ:
Согласно стучит по деревьям топор,
И птичий исполнен согласия хор,
Их стая, из темной долины взлетев,
Расселась в вершинах высоких дерев.
Их песни звучат голосисто средь гор —
Подруга с подругой ведет разговор.
Смотри: если птица подругу зовет,
Подруга с подругой ведет разговор,
То как человеку друзей не искать.
Не к другу ль его устремляется взор?
И светлые духи, услышав о сем,
Даруют согласье, и сгинет раздор.
(II. I. 5)
Читать дальше
