Шандор Петефи - Стихотворения. Поэмы

И, может быть, средь них лишь Янчи Кукуруза
Не слышал этих слов венчанного француза.
Он думал, как всегда, об Илушке с печалью,
И помыслы его в других местах витали.

Наутро солнце, вновь взошедши по привычке,
Увидело внизу приготовленья к стычке.
То, что теперь под ним творилось на равнине,
Превосходило все, бывавшее доныне.

Сыграли зорю. Все, кто ночью был в дозоре
Или на койке спал, все оказались в сборе.
Точили палаши, звенели сабель сталью,
Поили лошадей, вели их и седлали.

Король стоял на том, чтобы идти со всеми.
«Оставьте, — слышал он. — Другим сражаться время.
Повоевали вы, держали с честью знамя,
Пора на отдых вам, а очередь за нами.

На бога и на нас надейтесь. Мы клянемся,
Что к вечеру уже с победою вернемся.
Все возвратим, конец положим беззаконьям,
На трон вас возведем и вон врага прогоним».

Начальник не любил с врагом игры и жмурок.
Как он сказал, так и повел отряд на турок.
Искать их не пришлось. Гонца к ним отрядили
И с помощью его войну им объявили.

Пришел назад гонец. Раздался клич горнистов,
И битва началась. Был шум ее неистов.
Звон стали, глоток гик и боевые кличи
Перемешались вмиг во всем многоязычье.

Пришпорили коней. Под выездкой военной
Поднялся частый стук подков попеременный,
Как будто это гул начавшийся сраженья,
Волнуя, участил земли сердцебиенье.

Турецкий вождь, паша семилошаднохвостый,
В две бочки толщиной, был небольшого роста.
Его распухший нос был сиз от перепоя,
Как спелый огурец осеннею порою.

Средь подначальных войск заметивши упадок,
Турецкий командир привел ряды — в порядок,
Но армия его не двинулась ни шагу,
Увидевши гусар летевшую ватагу.

Атака их была нешуточной и жуткой.
Ряды сошлись лицом к лицу без промежутка.
Противник потерял при этом столько крови,
Что травянистый луг стал кумача багровей.

Мелькали там и сям бегущие фигурки,
И падали с седла зарубленные турки.
Но дрался все еще паша их толстопузый,
Пока не налетел на Янчи Кукурузу.

А тот уже кричал, скача ему навстречу:
«Ах, бочка сальная, ах ты, курдюк овечий!
Приятель, из тебя свободно выйдут двое.
Не хитрый это труд, сейчас я все устрою!»

И, саблю с силою на толстяка обрушив,
Рассек он пополам увесистую тушу.
С седла свалились вниз две равных половинки.
Покинул мир паша, убитый в поединке.

Узнав про смерть паши и потому горюя,
В испуге турки прочь пустились врассыпную.
Быть может, до сих пор их пятки бы мелькали,
Когда б гусары их в дороге не нагнали.

Бегущим головы сшибал гусар-рубака,
Как в поле васильки или головки мака.
Все пали, и один лишь мчался без оглядки.
И Янчи припустил за ним во все лопатки.

То несся сын паши. У дерзкого пришельца
Белела пленница на чепраке седельца.
Она лишилась чувств от горести душевной.
Та пленница была французской королевной.

За похитителем гнал Янчи шибче серны
И вслед ему кричал: «Остановись, неверный!
Стой, или я в тебе отверстье пробуравлю
И к праотцам твой дух из тела вон отправлю!»

Не в знак смиренья сын паши остановился,
А потому, что конь без сил под ним свалился.
Тут всадник спешился и, павши на колени,
У Янчи стал просить пощады и прощенья.

«Пощады, удалой мой богатырь, пощады!
Я молод, жизнь люблю, мне ничего не надо.
Взгляни, как молод я, и сжалься надо мною.
Оставь мне жизнь одну, бери все остальное».

«Ступай отсюда прочь, трусишка, а не воин!
Ты от руки моей погибнуть недостоин.
Все забирай с собой, своим расскажешь дома,
Какой конец пришел вам, роду воровскому».

Тут Янчи слез с коня, без хвастовства и спеси
Почтительно шагнул к очнувшейся принцессе.
Она была без чувств; теперь, придя в сознанье,
Сказала, устремив на Янчи глаз сиянье:

«Освободитель мой, кто б ни был ты, бесценный.
Благодарю тебя. Ты спас меня из плена,
Я все тебе отдам, все сделаю, желанный,
И, если хочешь ты, женой твоею стану».

Кровь, не вода текла в нем, не был он колодой.
В нем встрепенулась вся горячая природа,
Но он смирил ее, припомнив ненароком
Об Илушке своей в родном краю далеком.