Марина Цветаева - Полное собрание стихотворений [Компиляция, сетевое издание]

Преображенье на горе?

Горы — преображенье.

Гора, как все была: стара,

Меж прочих не отметишь.

Днесь Вечной Памяти Гора,

Доколе солнце светит —

Вожатому — душ, а не масс!

Не двести лет, не двадцать,

Гора та — как бы ни звалась —

До веку будет зваться

Волошинской.

23 октября 1932

— «Переименовать!» Приказ —

Одно, народный глас — другое.

Так, погребенья через час,

Пошла «Волошинскою горою»

Гора, названье Янычар

Носившая — четыре века.

А у почтительных татар:

— Гора Большого Человека.

22 мая 1935

Над вороным утесом —

Белой зари рукав.

Ногу — уже с заносом

Бега — с трудом вкопав

В землю, смеясь, что первой

Встала, в зари венце —

Макс! мне было — так верно

Ждать на твоем крыльце!

Позже, отвесным полднем,

Под колокольцы коз,

С всхолмья да на восхолмье,

С глыбы да на утес —

По трехсаженным креслам:

— Тронам иных эпох! —

Макс! мне было — так лестно

Лезть за тобою — Бог

Знает куда! Да, виды

Видящим — путь скалист.

С глыбы на пирамиду,

С рыбы — на обелиск…

Ну, а потом, на плоской

Вышке — орлы вокруг —

Макс! мне было — так просто

Есть у тебя из рук,

Божьих или медвежьих,

Опережавших «дай»,

Рук неизменно-брежных,

За воспаленный край

Раны умевших браться

В веры сплошном луче.

Макс, мне было так братски

Спать на твоем плече!

(Горы… Себе на горе

Видится мне одно

Место: с него два моря

Были видны по дно

Бездны… два моря сразу!

Дщери иной поры,

Кто вам свои два глаза

Преподнесет с горы?)

…Только теперь, в подполье,

Вижу, когда потух

Свет — до чего мне вольно

Было в охвате двух

Рук твоих… В первых встречных

Царстве — о сам суди,

Макс, до чего мне вечно

Было в твоей груди!

Пусть ни единой травки,

Площе, чем на столе —

Макс! мне будет — так мягко

Спать на твоей скале!

28 октября 1932

Темная сила!

Мра-ремесло!

Скольких сгубило,

Как малых — спасло.

<1932>

Никуда не уехали — ты да я —

Обернулись прорехами — все моря!

Совладельцам пятерки рваной —

Океаны не по карману!

Нищеты вековечная сухомять!

Снова лето, как корку, всухую мять!

Обернулось нам море — мелью:

Наше лето — другие съели!

С жиру лопающиеся: жир — их «лоск»,

Что не только что масло едят, а мозг

Наш — в поэмах, в сонатах, в сводах:

Людоеды в парижских модах!

Нами — лакомящиеся: франк — за вход.

О, урод, как водой туалетной — рот

Сполоснувший — бессмертной песней!

Будьте прокляты вы — за весь мой

Стыд: вам руку жать, когда зуд в горсти, —

Пятью пальцами — да от всех пяти

Чувств — на память о чувствах добрых —

Через все вам лицо — автограф!

1932–1935

Мой письменный верный стол!

Спасибо за то, что шел

Со мною по всем путям.

Меня охранял — как шрам.

Мой письменный вьючный мул!

Спасибо, что ног не гнул

Под ношей, поклажу грез —

Спасибо — что нес и нес.

Строжайшее из зерцал!

Спасибо за то, что стал

— Соблазнам мирским порог —

Всем радостям поперек,

Всем низостям — наотрез!

Дубовый противовес

Льву ненависти, слону

Обиды — всему, всему.

Мой з а живо смертный тес!

Спасибо, что рос и рос

Со мною, по мере дел

Настольных — большал, ширел,

Так ширился, до широт —

Таких, что, раскрывши рот,

Схватясь за столовый кант…

— Меня заливал, как штранд!

К себе пригвоздив чуть свет —

Спасибо за то, что — вслед

Срывался! На всех путях

Меня настигал, как шах —

Беглянку.

— Назад, на стул!

Спасибо за то, что блюл

И гнул. У невечных благ

Меня отбивал — как маг —

Сомнамбулу.

Битв рубцы,

Стол, выстроивший в столбцы

Горящие: жил багрец!

Деяний моих столбец!

Столп столпника, уст затвор —

Ты был мне престол, простор —

Тем был мне, что морю толп

Еврейских — горящий столп!

Так будь же благословен —

Лбом, л о ктем, узлом колен

Испытанный, — как пила

В грудь въевшийся — край стола!

Июль 1933