Журнал «Дарьял» - На Иристонской расцветают клены...

На солнце врубелевский шпажник
Горит, как гранями рубин.
Коленом придавив багажник
(туда две дюжины картин
набито), постою угрюмый, -
пленер закончился, - домой:
сердечные задраив трюмы,
в бездушно-серый, городской,
безличный мир...

Трещат и лопаются крыши.
Осколки шифера летят
К ногам прохожих. Еле дышит
почти засохший палисад, -
похож на вымерший питомник, -
цветы увядшие стоят,
как старый пожелтевший томик
стихов на полке. Мельтешат
перед глазами вспышки. Дубль,
еще один, потом еще...
Жара трещит, как новый рубль,
и обжигает сгибы щек.
От этих вспышек и мельканий -
вот хватит солнечный удар.
Горит, как синий спирт в стакане,
жарою пьяный Краснодар.

Учителя мои уже на пенсии.
Иных уж нет, другие - старики.
Никто не выдаст мне теперь лицензии
на детство, школу, на квадрат доски.
Квадрат окна казался интереснее
метафор, формул, теорем и дат...
Учителя давно уже на пенсии
и в прошлое не выдадут мандат.

Нутро через натуру
прилежно выражай.
Твори. Но только сдуру
не вздумай под трамвай
попасть прозрачноглазый.
Не ведает трамвай,
что человек в экстазе -
задавит! - так и знай.

На Иристонской расцветают клены,
Китайский круг, как циркуль, глянцевит.
А ты идешь небритый и зеленый, -
на местной фене - зол и понтовит.
И думаешь о тачках и о баксах,
о Рильке, Гердерлине и Рембо,
о жизни, кажущейся то коллапсом,
то книжным раем. Верно знает Бог
о том, что ты идешь по перекрестку,
всего, что только можно накрестить.
Ото всего - по малому наперстку, -
и, морщась, в рифмы все переварить.