Array Антология: За границами снов

В душной накуренной квартире отец Марины, Владимир Лукич, высказывал жалобы телевизору на правительство и неблагодарную дочь. Марина Владимировна вошла в квартиру, сняла туфли и неожиданно ясно поняла, что страх оказаться осмеянной завтра отступил, потому что завтра никогда не наступит. Она приготовила постную кашу отцу, сделала укол в костлявую ягодицу и получила укол в свой адрес: «Варвара колет лучше». После этих слов сомнения точно испарились, и тоненькая занавеска на балконе как будто позвала. Марина вышла на балкон. Босыми ногами она почувствовала промозглую неустроенность бабьего лета своей жизни. Она вдохнула осенний воздух шумного микрорайона, представив маленькую желтую канарейку в тесной клетке. Следующие три минуты пролетели незаметно. Марина Владимировна ощутила прилив крови к вискам, когда поняла, что стоит на перилах балкона, правой рукой обхватив этажерку.

«УМРИ ИЛИ БОРИСЬ» – красовалось граффити на крыше дома напротив. Удивительно, как за минуту до финиша даже при минус 8 и без очков начинаешь отчетливо различать очевидное.

В тот момент Марину Владимировну осторожно похлопали по плечу.

«I’m sorry, could you tell me how to find Нащокинский Lane House 4?»

– Простите, не подскажете, как найти Нащокинский переулок дом 4? – спросил необыкновенно мягко чей-то голос позади.

Марина оцепенела. Она медленно повернула голову направо и переспросила: «Do you speak English?»

– Вы говорите по-английски?

Незнакомец спокойно ответил: «I hope so».

– Надеюсь, что да.

Тучи сгущались, начинало накрапывать, и между прыжком в неизвестность и любопытством столкнуться с неизвестным при жизни Марина Владимировна выбрала второе. Она осторожно нащупала левой рукой бетонную стену балкона и стала перебирать ногами по уже заметно намокшим перилам. Иностранец оказался удивительно приятным мужчиной лет 50 с выразительными карими глазами, полными тепла и надежды, хотя его одеяние и центральноазиатский акцент все же вызывали чувство недоверия. Гость повторил вопрос на английском языке. Совершенно растерянная Марина Владимировна перебирала всевозможные варианты, как этот человек мог оказаться в ее квартире и, не найдя вразумительного ответа, решила спросить у самозванца прямо. Мужчина представился: «Меня зовут доктор Хаджи Хан. Я хирург из Северного Пакистана, служу в военном госпитале лагеря для беженцев, вы можете мне помочь?» Марина Владимировна все еще стояла босыми ногами на мокрых перилах балкона и не могла помочь даже себе самой, но благородный военный доктор смягчил ее сердце. Она стала говорить о том, что из Гольяново до Нащокинского переулка гораздо быстрее будет на метро, а еще хорошо бы вооружиться картой. Внезапный приступ самаритянства заставил Марину Владимировну на какое-то время покинуть место самоуничтожения и начать поиски карты Москвы в недрах этажерки. Она перерыла две верхние полки и продолжала бы копать, если бы пыльный альбом с пожелтевшими снимками с грохотом не обрушился на иностранца. Пакистанец живо отреагировал на это маленькое происшествие. Он поднял выпавшие фотографии и вежливо попросил разрешения посмотреть. Марина не возражала. Завязался разговор.

Комментируя яркий снимок с выпускниками 2001 года, Марина Владимировна искренне улыбнулась, признавшись, что в тот день она была по-настоящему счастлива. Это были самые яркие годы ее профессиональной деятельности. После окончания Герцена ей сразу предложили взять классное руководство. Молодой педагог с радостью согласилась. Марина вспоминает, как на ее глазах выросло целое поколение, о котором она всегда будет вспоминать с легкой грустью и благодарностью. Теперь не те дети, не то время, не те отношения. Доктор Хаджи Хан внимательно слушал Марину, но все же позволил не согласиться: «В чем повинны дети? Они лишь принимают то, что им предлагают». Приятные воспоминания обернулись жаркой дискуссией на предмет воспитания и непреодолимой пропасти между поколениями. В доказательство своей правоты Марина Владимировна вынула из глубокого кармана серой кофты послание учеников, аккуратно сложенное самолетиком, и привела пример, который толкнул ее на столь отчаянный шаг. Хаджи Хан внимательно выслушал, затем заключил: «Что ж, дети объявили учителю фетву. Это нехорошо. Но их все еще нужно кому-то любить». Затем лояльный доктор рассказал Марине Владимировне о том, какой ценой достается пакистанским детям образование и какую великую радость вызывает каждая подаренная книга ученикам в удаленных районах высокогорья. Впечатленная Марина Владимировна решила пожертвовать все свои сбережения, которые легко умещались в металлическую коробочку из-под чая с заводным механизмом внутри. Она снова принялась шарить в ископаемых этажерки. Взволнованный доктор попытался отговорить бедную женщину от этого неразумного поступка. Он вдруг заговорил о необъяснимо загадочных обстоятельствах, которые привели его на этот балкон. Но едва его рассказ достиг кульминационной точки, как вдруг массивная этажерка рухнула со страшным скрипом на пол, и ее содержимое, одним словом назвать которое можно – «ВЕТОШЬ», заполнило теперь три четверти и без того тесного пространства.