Array Антология - Книга осенних голосов

Лечил нужду, спасал от бед
Двуликих жаб людского рода.
И растерял Тепло и Свет,
Тот, что дала тебе Природа.

Твоих щедрот костер горел,
Душой во мраке догорая.
Ты неожиданно прозрел:
Где Мрак – там тоже нету Рая.

Ты понял вдруг, в какой-то миг,
Что все былые страсти тленны.
И словно истину постиг:
Твой Рай – огонь Души безмерной!

Да, ты сумеешь все пройти.
Пусть нелегка твоя дорога.
Так, дай же Бог, в конце пути —
Тебя чтоб ждали у порога!

Мне все одно – что жить – не жить.
А хоть подохнуть, как собаке.
Или в тюрьме вонючей сгнить.
Иль чтоб ножом по горлу в драке.

С такою жизнью, как моя —
Не дай-то Бог – врагу не пожелаю.
Все верил – счастлив буду я.
Но счастья нет – и где найти – не знаю.

Все верил в чистую любовь,
Внимая дружбе бескорыстно.
Под сердцем спекшаяся кровь
От той любви – она была, как выстрел.

И дружба – все сплошной обман.
И здесь стремления не чище.
Друзья все смотрят на карман.
В кармане – грош, что ж – отдохни, дружище.

Бумагу мучает перо.
Как цепко впи́лась пьявкою апатия.
Давно мне ясно – от добра добро
Искать – неблагодарное занятие.

Охолодел душою я.
На сердце лед давно не тает.
Мой символ – гадкая змея.
Мой гимн – на кладбище играют.

От распутства и лени,
Излагающих гной,
Я упал на колени,
Изможденный игрой.

Я подняться пытался.
Видно, ноги не те.
Паутины мытарства
Вил Паук на кресте.

Весь заляпанный грязью
Иллюзорных побед,
Я искал зыбкой связи
В бесконечности лет.

Я смотрел, но не видел.
Да и слышать не мог.
Что любил – ненавидел.
Что имел – не сберег.

Жизнь тускнела и блекла
Исчезающей тенью.
Я восстану из пепла,
Как мифический Феникс.

Протяни только руку,
Помоги мне подняться.
Знать, на новую муку
Мне пора собираться!

Мне кажется, что мне должно наконец повезти,
И это не то, что всем дуракам везет.
Говорят, летать не способен тот, кому на роду ползти,
Но тот, кто безумно взлететь хотел, изобрел для нас самолет.

Я хочу в Афины,
Застать момент, когда день резко превращается в вечер,
Когда, обжигающий щеки, прохладным становится ветер!
Хочу на Монастераки стучать каблуками в такт
пульсу большого города,
В котором шепот богов еще слышен
и чешет в раздумье бороду
Молодой уличный философ, рисующий на стенах
идолов современной молодежи,
Хочу стоять посередине площади, и чтобы никто
вообще покоя моего не тревожил!
Хочу закрыть глаза и вслушиваться в гул толпы,
Там и пакистанцы, торгующие фонариками,
и молодежь, кидающая понты,
И заливистый смех статного грека, обвивающего рукой
талию стройной жены,
И рев мальчика, уставшего от опеки своей упитанной мамы,
И, конечно же, мы, что так безнадежно и накрепко влюблены…
Я хочу купить у торговца финики, абрикосы и ледяной арбуз,
Забраться в парк у Акрополя
И купаться в огнях, что так неповторимы на вкус!
Пахнуть хочу маслинами, люцернами и кипарисом,
благоухающим у подножия Парфенона,
Чтобы в кудрях путался едва уловимый бриз
И чтобы с тобой я вновь чувствовала себя как дома.

Не пойму, чем ты их цепляешь…
Серебряным своим крестиком на шее?..
Пряным соусом для курицы?.. Тем смешнее.
Тем рьяным рвением, что спокойнее и нежнее,
Чем ее страсть?
Не дай ей Господь на тебя попасть.
Там и пропадет. А ты как напасть.
И в горечь и всласть.
Остаешься собою. Масть
Свою не меняешь.
Захочешь и всеми этими глупышками управляешь.
Но… Я… Я ведь другая. Не липкая, как сироп.
Густая.
И в землю при виде тебя не врастаю.
А помнишь?..
Ты меня, наверное, этим крестиком зацепил.
Любовь твоя обволакивала, как серый текучий ил.
И хорошо. Замечательно. Ты мне все простил.
И больше уже ничего не надо.
Вытри только с манжеты мою помаду.