Array Антология - Книга осенних голосов

В тебе есть что-то городское,
я вижу небоскребы в твоих глазах.

Они лениво чешут облака шпилями.

А на моем море спокойно.
На мое море прилетают чайки из твоего города.

Когда тут штиль.

Знаешь, ты для меня, как черная полоса на желтом такси,
проносишься сплошной линией.

Ты, как солнце, которое хочется мне спасти

на закате перед тем, как оно в море моем не сгинуло.

За тобой шлейф из неоновых вывесок,
гул трамваев и бормотанье городских сумасшедших,

Самоуверенность горожан и вокзальная
растерянность всех приезжих,

На твоих подошвах нет песка, на моих же босых ногах
еще не высохли капли соленой морской воды.

У тебя там от шума машин пульсирует, жжет в висках,
а мои глаза, как голубые пруды, чисты.

Я исчезнувший вид птиц, как малютки мохо,
истребляй меня своей городской настойчивостью,

Принеси в мое лето зиму на паре белых плотных страниц,
погуби меня моей же низкой морозоустойчивостью.

Я поведусь на небоскребы в твоих глазах, на шум радио,
сигнал мобильного телефона.

Я притворюсь, что никогда тебя раньше не видела,
не слышала твоего голоса и что мы вообще с тобой
не были никогда знакомы.

А на моей летней кухне опять встречаем рассветы
В дымке полуосенней, прозрачной паутинкой снов связанные
Катаемся всю ночь на хвостатых кометах
И красим в яркие краски дни однообразные.

В моей гостиной липкий стол, в кувшине размякшие фрукты
И бордовые пятна от ароматной сангрии.
Мы приземляемся у старой заброшенной космической бухты
На нашем привычном месте, станции Шангри-Ла.

Я знаю, что эта весна ударит по моим вискам
Не виски и не травкой, а твоими губами…
Босыми ногами буду ступать по горячим пескам
А шея твоя будет пахнуть ночными цветами,
растущими за нашей любимой лавкой…

Я представляю себе, как лбом касаюсь твоего подбородка
и его щекочет твоя щетина.
Я представляю, как тихий джаз сводит с ума,
накрывает неспешной волной, как безжалостная лавина.
Я представляю, как ты перебираешь
тонкими пальцами клавиши на пианино.
С тобой так же уютно, как и перед потрескивающим камином.
Мне кажется, я люблю тебя.
Так люблю, что не знаю саму себя.
В моей жизни были мужчины, машины, сигары и деньги…
И лишь теребя рукав твоего синего свитера, я понимаю,
как безнадежно и с корнем вросла в твои
скрипы пластинок, твой саксофон, твой джаз..
И блеск вечеринок, блики в бокалах шампанского,
сияние множества страз на платье вон той
блондинки не заменят, не похожи и близко,
на свет из твоих удивительных глаз…
Знаешь, я ведь пишу банальные вещи,
их и стихами-то не назовешь, увы.
Но твое имя, как благозвучно оно срывается
с моих губ – таковы…
Таковы нравы современного общества —
продаваться за деньги.
А я продамся за твои глаза, можно?
Словно бы кто-то решил меня наказать,
не сказав, как быстро это придет к концу.
Просто подарил вечность,
которая длится, пока ты играешь на саксофоне.
Звони и давай послушать, как ты играешь,
через трубку, прямо по телефону.
А я буду лежать в ванной и на запотевшем зеркале
писать наши инициалы.
Я от тебя тащусь, млею, как провинциалы сходят с ума
от столиц – купаются в ночных огнях,
считают птиц, сидящих на проводах.
Так и я, скрепив пальцы замочком, подпираю колени
и смотрю на тебя, восхищенная, из угла комнаты.
Можно мне с тобой на ты?..
Околдована. Назовем нашего сына Чарли,
а может, Ричард или Бобби?..
Да нам сам Бог велел быть вместе. Смотри,
ты станешь моим любимым хобби.
Покруче, чем собирать марки или рисовать
портреты Линкольна на булавочных головках.
Мое хобби – липнуть в медовом твоем раю.
И снимать с твоих плеч божьих коровок.

Твой призрак так и маячит,
Кусачек щипки по бумаге.
И плачет, поет свою песню кит.
Многоэтажки хмурые, балкон хрущевки
Так разбит. Расшатанный, боишься выпустить
Серый дым.
Твой призрак так уязвим, а стиль единственный.
Неповторим.
Нервно, тускло, чернотой трубы,
Остротой ножа,
Твой призрак живет во мне там,
Где, казалось, была душа.