Array Антология - До горизонта и обратно

Утром ты сказала, что тебе приснился белый ветер в черных ладонях. Я не придал этому значения, я не верил в силу снов. Мы собирались на пляж, кормить чаек и медуз, и уже вышли из дома, но ты забыла очки и вернулась. Я иронично пробормотал, что это плохая примета. Боже, если бы я знал!..

Проходя мимо дороги, мы увидели котенка, который метался из стороны в сторону, уворачиваясь от проезжающих машин. Ты бросилась на помощь бедному животному. И тут из-за поворота появился грузовик…

Крика не было слышно из-за визга тормозов. Твое тело подбросило, и, сделав несколько переворотов, оно рухнуло на асфальт. А затем наступила тишина, которая длилась вечность. Лишь слышалось биение твоего сердца, с каждым разом все тише и тише…

и вот оно стихло совсем. Со всех сторон набежало много народа, а через пятнадцать минут твое тело увезли санитары. Я подошел к этому месту на дороге: под июльским солнцем блестела твоя алая кровь – безмятежная, юная, теплая… Я наклонился и увидел в лужице крови бусинки цветного бисера от твоей фенечки. Я стал собирать их, чувствуя, как слезы, стекая вниз по щекам, падали, смешиваясь с кровью…

Я нашел тебя лишь к вечеру в морге номер двадцать шесть. Там я впервые узнал, что ты была сиротой, воспитывалась в детском доме и что родственников у тебя совсем нет. Мне удалось украсть твое тело…

Я похоронил тебя на берегу реки, под каштанами, посадив на твоей могиле куст индийской конопли. Так закончилось то лето и та моя жизнь.

Мы ни разу не признались друг другу в любви. Не нужно было слов, мы просто знали это.

И вот теперь я здесь, спустя три года. Двадцать девятого июля – в день твоей смерти – я пришел сюда, где остался твой дух, чтобы просить прощения за то, что я скитался по земле целых три года, изображая живого человека. Прости, что так долго не приходил к тебе… но время пришло, и здесь все как надо – телефонный шнур и твой стул.

О, я уже слышу шаги за дверью и скрежет косы:

– Иди, иди ко мне, моя смерть! Помоги мне скорей увидеться с ней…

Здравствуй, милая, вот и я!

Франсуа проснулся от звуков флейты. Он прислушался, и тут же волшебные звуки флейты превратились в утренний зов петуха. Выйдя во двор, Франсуа взглянул на огромную лужу посреди двора, в ней отражалось утреннее небо, украшенное несколькими жемчужинами звезд. Раньше в этой луже плескались гуси, теперь плещутся звезды. Франсуа направился к сараю, который был разделен на коровник и курятник. «Ну что, старина, – обратился Франсуа к сараю, – если зима будет холодной и не хватит припасенного хвороста, придется тебя разобрать». В ответ сарай скрипнул опорами, выражая то ли свое согласие, то ли протест. Соседский петух, напомнивший о себе, нарушил одиночество Франсуа. Хлопнув по прохладной древесине сарая, Франсуа зашел за дом, где покоились два холмика с двумя аккуратными деревянными крестами.

– Доброе утро, сыновья, – громко сказал Франсуа, – лето заканчивается, и мы с вашей матерью будем готовиться к зиме… Я скучаю по вам, – вырвалось из глубины. Франсуа прикусил нижнюю губу, но душевная боль вновь победила физическую и непослушные слезы брызнули из глаз. Он снова почувствовал горечь, ту самую горечь потери, которая каленым железом выжигала душу…

Первенца решили назвать Франсуа-младший, девичье имя не бралось в расчет, Анна была абсолютно уверена, что родится сын. Франсуа-младший появился на свет мертвым. Это был первый удар. Через два года на свет появился Пьер. Роды были долгими и тяжелыми, но Анна справилась, подарив мужу замечательного розового малыша с большими глазами, жадно всматривающимися в огромный мир. С этого дня жизнь изменилась, вся вселенная начала свое вращение вокруг младенца, которому судьба отписала всего год, год маленькой жизни, год новых надежд и новых планов. Пьер не смог перенести зиму, жар победил его. На следующий день после похорон Анна и Франсуа почувствовали такую пустоту внутри, такую боль и тоску, что, заковав в объятия друг друга, простояли почти два часа посреди двора, не обращая внимания на недоуменные взгляды соседей. С этого дня мир для них перестал существовать, события, потрясающие страну, разбивались о скалы тоски и горя, которые возникли сами собой, без какого либо участия извне. Франсуа и Анна продолжали вести хозяйство, беседовать с соседями, посещать ярмарки, но все это касалось их как-то поверхностно, не проникая дальше кожи, и потом, смешавшись с дорожной пылью, исчезало или смывалось теплой мыльной водой.