Нина Кондратковская - Сердце-озеро

Пас в горах отары хана
День и ночь бедняк Аман.
Мыли дождики Амана,
Грели ветер да буран.
Нет у парня ни землицы,
Ни баранов, ни добра,
Все хозяйство — песня-птица
Да двухструнная домбра.
А в груди любовь таится
К той, что краше алых роз, —
К дочке хана яснолицей,
Чернокосой Ботагоз.
И хотя со дня рожденья
В жены продана она,
Но за удаль и за пенье
Тоже любит чабана.
Выйдет с девушками в горы
По клубнику с туеском —
В тихой песенке укоры
Шлет любимому тайком:
«Кто бы почести и славу
Моему отцу принес,
Чтобы он ему по праву
Отдал в жены Ботагоз?..»
А в ответ струна рокочет
Под Амановой рукой:
«Ты как месяц среди ночи,
Ты как зорька над рекой!
За твою за красоту я
Дал бы гору золотую,
С неба звезды, если б мог,
У твоих рассыпал ног!
Я добыл бы честь и славу,
Но суровый твой отец
Не на битву — на джайляу
Шлет меня пасти овец!»

Дни за днями уплывают,
По ночам не спит Аман:
Лук тугой изготовляет,
Стрелы в перья оправляет,
Ладит кожаный колчан.
Острый меч на камне точит,
Шьет ичиги и чапан —
Стать батыром смелым хочет
Обездоленный чабан.
Ботагоз, как чайка, плачет,
Долю девичью кляня, —
Свадьбы час уже назначен,
Собирается родня.
Вдруг как вихорь на дороге
Слух летит, чумы грозней:
На холмах в Черноотроге
Объявился лютый змей.
Жундыжлан — колдун лукавый,
Одноглазый людоед.
За хвостом его кровавый
По земле дымится след.
Ночью к юртам подлетает,
Жжет огнем, когтями рвет,
У кого дитя хватает,
У кого жену берет.
И коварно утром ранним
Он к себе в Черноотрог
Перед свадебным гуляньем
Дочку хана уволок.
Там, в скале, за синим бором,
Дым клубится из дыры,
Звери дикие дозором
Бродят около горы,
Впустят гостя к Жундыжлану —
Не заденут, проходи,
Путь свободный, без обмана,
Да обратно нет пути.
Заскребешь когтями камни,
Прирастет на теле шерсть,
И защелкаешь зубами,
И забудешь, кто ты есть…

Хан к гостям взывает знатным,
Что приехали на той:
— Все вы славны делом ратным,
И умом, и красотой!
За дитя свое родное
Вас могу я наградить!..
Но потупились герои:
Змея им не победить.
— Кто отважней между вами? —
Снова хан кричит, зовет:
— Дам полханства, с табунами
И отары с чабанами —
Кто мне дочку привезет!
Велика такая милость,
Но и жизнь всего одна.
И батыры поклонились,
Зазвенели стремена.
Хан-отец забился в муке,
Реки хлынули из глаз.
И с колен, воздевши руки,
Закричал он третий раз:
— Для того, кто от злодея
Ботагоз спасет мою,
Ханства я не пожалею,
Вместе с дочкой отдаю!
И не буду я ни ханом,
Ни тарханом, ни купцом, —
Просто в доме вашем стану
Добрым дедом и отцом.
Тут предстал пред очи хана
В латах воина Аман:
— Я в пещеру Жундыжлана
Поскачу, — сказал чабан.
Не узнал его в доспехах
Старый хан, и дал коня,
И подковы с горным эхом
Перекликнулись, звеня.

Резвый конь, как вольный сокол,
Мчит на крыльях седока.
За высокою осокой
Заболочена река —
Молча спешился пастух.
А коня зловонный дух
Не пускает к водопою.
Стон доносится со дна:
— Что ты, речка? Что с тобою?
— Тяжко мне, — хрипит она. —
Давят грудь пеньки да колья,
Камни стали на пути,
Задыхаюсь я в неволе,
Добрый друг, освободи!
Он разделся. В черной яме
Он сражается с камнями,
Оступается, скользя,
Надо ехать, да нельзя!
А как силы подкосило,
Речка снова попросила:
— Захотел в беде помочь —
Помогай, когда невмочь,
На себя прими беду,
Не скупись на доброту!
Дно расчистил.
Речка рада.
Заплескала, ожила
И Амана, словно брата,
Освежила, обняла,
Привела к опушке бора:
— Вон, гляди, твоя тропа!
А на бор от косогора
Гарь ползет: горит трава!
Рыжей ящеркой до сосен
Добегает огонек.
Старый бор Амана просит:
— Выручай меня, сынок!
Погоди со спешным делом,
Без тебя мне быть горелым!
Нужен буду — удружу,
Верой-правдой послужу.
И Аман с пожаром бился,
Бился насмерть, как с врагом,
Осмолился, опалился,
Но сбивал, сбивал огонь.
А за болью-маетою
Помнил слово золотое:
«Не скупись на доброту,
На себя прими беду!»
Унялось лихое пламя,
Бор вздохнул, расправил грудь
И зелеными руками
Показал Аману путь.
От жары укрыла хвоя,
Раны ветер холодит…
Чу! Вверху, над головою,
Что-то в дереве гудит,
Ноет, стонет еле-еле.
— Кто там плачется? О чем?
Бурелом в дупле на ели
Не оставил даже щели,
Завалил семейство пчел.
И пастух на ель взобрался,
Обдирался, обрывался,
Повторяя, как в бреду:
«На себя прими беду!»
На руках набухли жилы,
Заскрипел, качнулся ствол.
Пчелы живы!
— Ну-ка, живо!
Вылетайте на простор!
Рой пчелиный провожает
Чабана из леса в лог.
Он в предгорье выезжает,
На виду — Черноотрог.
Оглушен шакальным лаем,
Но отвагой подгоняем,
Одолел зловещий пик
И в пещеру он проник.