Array Антология - Диалоги снаружи и внутри

Согревшись в углу вонючем приветливого подъезда,
Нащупав в кармане конфету, решила оставить фантик,
Для полной картинки жизни – доверчивой батарее
Вручила на память из ниток зеленого шарфа – бантик.

Читая на стенах записки, оборванные на слове,
Хотела добавить – Здрасьте! – но мела нет под рукою,
Я вышла не попрощавшись, с надеждой еще вернуться,
Когда одубеют руки и тело захочет покоя.

На каждой стенке отыщется точка слепому —
уставшему взгляду,
С наполненной пипеткой капель горьких,
капнув чернил к незыблемому ряду —
Тропы простеганной. Хлебая день за днем
прокисшую Усладу,

Титаник мыслей сквозь бурелом души несет
протухшие отходы,
Помноженные на годы жизни скомканной —
не из водопровода,
А из себя, пропитанной вне времени и моды —
несвободой.

Шершавый осадок отложился на эмалевых стенках
чайника —
Судьбы непостоянной, как впрочем, я сама
и вся моя органика.
Проходит жизнь с осадками по облезшим стенкам
подстаканника.

Пять лет – я смотрю на огонь в печи,
Треск поленьев с шипеньем вонзается в тишину,
Лижет красный язык рот кирпичный.

Десять лет – рядом теплится жизнь
Искрами бойко,
И пытается ухватить за ладонь.

Мне пятнадцать – смотрю на огонь костра,
Рядом мальчик с гитарой поет о запретной любви,
Треск знакомый поленьев и музыка…

Двадцать весен и зим – и пламя любви
Влезло в сердце без спроса, оставив ожог.
Я – упавший цветок, мне б подняться из пепла.

Тридцать пять – беспощадная топка судьбы.
Поезд мой тормознул, я смотрю на пустынный
перрон —
В точку черную горизонта.

Вот уже пятьдесят – поутих боевой огонь,
Свечка еле горит в одинокой ночи,
Мне шепча непрерывно: «Остаток не упусти!»

Автостадо под окнами нервно гудит,
Съев совсем кислород обеззубленным ртом,
И плюясь перегаром, мой нерв бередит —
Стойким запахом газов – вонючим нутром.

Ранним утром дорога из пробок машин
Без начала и финиша – темным пятном,
Съело воздух прохлады до серых седин,
Пыль, столбом поднимая помятым сукном.

По рукавным проспектам, лежащим бревном,
Средь толпы автостада мелькает народ,
Что идет по периметру за полотном, —
В гуще спитого кофе ища поворот.

Нос, рукой затыкая, чихая и злясь,
Нет спасенья от гари, блин, нечем дышать,
Лезет в ноздри и уши горючая грязь, —
Не спасает от шума родная кровать.

Автостадо под окнами нервно гудит…

Апрельский день со снежною пургой,
Сковавший тело мстительным морозом,
Глядит в окно и бровь – крутой дугой, —
Несет в охапке Мартовы прогнозы.

Когда набухли почки, словно грудь
Беременной, готовой к переменам —
Рождению дитя, в котором Суть,
Для жизни поворотного мгновенья!

Одета Шапка Жизни набекрень
И в ухо задувает нервный ветер,
Апрель наводит тени на плетень,
Хватая за потрепанное сердце.

И сморщился Реальности Сосок
От холода, – корявой мерзлой тряпкой,
Зарывшись носом в Голубой Песок.
Повисли надо мной Весны загадки.

Разгадывать их – мне не по плечу,
Их не распорешь Ножницами Мыслей,
Здесь не поможет краткое – ХОЧУ.
У форточки оскал неровно-кислый.

А все Апрель звенящий виноват, —
Характер проявляя беспокойный.
Глазами солнца – каждый по сто ватт,
Стреляет из рогаток подворотних.

Ночь бродит по двору в подштанниках пижамных,
Котейцы в шубках мягких – под покрывалом ночи,
Охотясь босиком на цыпочках шерстяных…
А мышки против них, – как масляные точки.

Ангар автомобилей в зауженном дворе —
Шеренги ровные потертых иномарок,
Пристроились под боком фонарей,
Весь двор – уснувший парк из лаковых заплаток.

Дворовые коты следят за автопарком
В один прищур, на тепленьком капоте лежа,
Нанюхавшись бензина, масла и солярки —
Валяются бескостной тряпкой, с ночью схожи.

При этом, слыша запах лупоглазых мышек,
В одежке серенькой и гибких, как гимнасты,
Их тонкий писк – в глазах кошачьих вспышки!
Охранники ночи глазасты и зубасты.