Где встречаются, женятся, любят и бросят,
И смиряются вновь у подножья креста.
Зрелищ, хлеба лишь чернь голопузая просит,
А достойному — слово — Sapiensi sat.
Что же нам предпочесть — пищу тела иль духа,
Насыщение плоти иль жажду ума,
Или сытое брюхо к учению глухо?
Или в мыслях у странника только сума?
Не понять нам себя — верьте мне иль не верьте:
Был я сытым порой, и голодным я был.
Но мне жаль тех, кто умер голодною смертью.
Вдвое жаль, кто себя объеданьем сгубил.
Я без тебя не могу
Места себе сыскать,
Хожу из угла в угол.
Сяду, встану, пройдусь,
Книгу возьму почитать,
Мысли идут по кругу.
Я закрываю глаза
И устремляюсь в путь.
Стукну — открой скорей.
Я расскажу тебе
Все, что волнует грудь.
Дай отойти от дверей.
Перешагнув порог,
Я оглянусь кругом,
Вот, наконец, я дома.
Дом — это там, где ты
Будешь со мной вдвоем,
В этом мире огромном.
«Я кричу миру громко: — Люблю!»
Я кричу миру громко: — Люблю!
Чтобы в мире настала весна.
Я шепчу тебе тихо: — Люблю, —
Чтобы знала ты только одна.
Я кричу миру громко: — Люблю!
Чтобы в мире настала весна,
Весна света и первой капели.
Ранним утром приходит она,
И ручьи бегут звонко в апреле,
Чтобы в мире настала весна.
Я шепчу тебе тихо: — Люблю, —
Это слово тебе посвящаю.
Как заветную тайну свою,
Вечно в сердце хранить обещаю.
Я шепчу тебе тихо: — Люблю!
Чтобы знала ты только одна —
Я хочу донести своё чувство.
Тихо жизни приходит весна,
А любви первой вешнее буйство,
Чтобы знала ты только одна.
Я кричу миру громко: — Люблю!
Гром весенний доносится тише.
Я шепчу тебе тихо: — Люблю…
Я уверен, что ты меня слышишь.
Я кричу миру громко: — Люблю!
«Я перестану быть романтиком…»
Я перестану быть романтиком.
Я стану самым мрачным циником.
Я в пошлость завернусь, как в мантию,
Всего себя располовиню я.
Наполовину стану нежно — тих,
Наполовину — грязно — сквернослов.
Но грязи для тебя, в стихах своих,
Не подниму я выше каблуков.
Ты думаешь, я нерешителен,
Кажусь плаксивым, жалким паяцем.
В душе, кидая взгляд презрителен,
Всё ждёшь: — Слеза из глаз появится.
Напрасно ждёшь. Во мне ни капли нет.
Слёз не увидишь на лице моём,
Ни днём, среди людей, в годину бед,
Ни ночью, когда будем мы вдвоём.
Любовь и гордость — чувства два сложу.
Цветок любви от грубости людской,
Я нежности бронёй огорожу —
Твердыней веры, чистой и святой.
И чувства не убью в себе огня.
Я стану вечен, как звезда в ночи.
Увижу сразу: — Если нужен я,
К тебе я протяну свои лучи.
А если я не нужен — среди дня,
Ты не заметишь в синеве меня
Я тебя проводил и остался один,
Так, как будто никто ко мне не приходил.
И, покинув свой берег, подняв паруса,
Отдаюсь я волнам, отдаюсь небесам.
Унесут меня ветры в бескрайнюю даль,
Там, где громче шум волн, там, где тише печаль.
И морская болезнь выжмет все до конца,
И останется лишь ощущенье Творца.
Небо, море и чайки, и парус тугой.
Вокруг света иду за своею мечтой.
А мечта засверкает вдали бирюзой
И уходит, уходит вновь за горизонт.
Одинокий мой парус мелькает в волнах,
Одинокое сердце рассыпалось в прах.
Я тебя случайно встретил, нам сегодня по пути.
Мы идем одной дорогой, никого не замечая.
Так хотел вчера три шага вместе я с тобой пройти,
А сейчас три километра наши ноги отмеряют.
Спрашиваю: — Как дела? — Ты говоришь: — Великолепно.
Я живу сейчас, согрета и надеждой, и теплом.
А дорожка нас встречает, овевая легким ветром,
И весна нас закрывает своим призрачным крылом.
Вдоль дорожки зелень, зелень, распускаются деревья,
Солнцу теплому подставив свою клейкую листву,
Прошлой осени листву ветерок весны развеет
И иголочки травинок вышьют старую траву.
Соловьи в кустах распелись бесподобно чистым свистом,
Словно выпеть захотели песнь, что слушаю душой.
Нам так хочется идти бесконечно утром чистым
И уйти туда, где небо вдруг сливается с землей!
Читать дальше