Лариса Миллер - Два ветра, три дождя

Излишества были, но только в стихах.
Стихов иногда слишком много писала.
Но я ведь от прозы словечки спасала,
От прозы житейской. Лишь в этих грехах
И впрямь я повинна. А кроме стихов
Почти не имею серьёзных грехов.

А я, вставая на мысочки,
Нигде не вижу мёртвой точки,
А вижу, что кругла земля,
И всюду чистые поля,
А кое-где в тумане горы.
Короче, впереди просторы,
Одни просторы впереди.
Но слышу голос: «Погляди,
Да не туда — себе под ноги:
Черта, предел, конец дороги».
А я в ответ: «Какой предел?
Ты просто не туда глядел.
Ты видишь только то, что рядом,
А я повсюду шарю взглядом.
Ведь грех не видеть ничего,
Что дальше носа твоего».

Вначале составил компанию мне
Тот луч, что маячил всё утро в окне,
Ему облака поспешили на смену
И дождь, разметавший их белую пену,
А после упал жёлтый лист на порог,
А после меня навестил вечерок,
И мы с вечерком хорошо посидели
И поговорили о горестном деле.
Верней, хорошо помолчали о нём
В дому, освещённым закатным огнём.

Как ни сяду, ни лягу — мне всё неудобно.
Но не бойтесь, не буду об этом подробно.
Всем ведь трудно удобную позу найти,
Всем ведь туго приходиться, как ни крути.
Потому-то я предпочитаю делиться
Только тем, что возможность даёт веселиться.
Жизнь ведь очень смешная, коль так поглядеть:
Вечно ищет да ищет, куда бы нас деть,
Будто коль ей удастся куда-то нас сплавить,
Она сможет дела свои тут же поправить.

Ах, как хочется жить,
И чтоб ветер трепал занавеску
Да и весь тот уклад,
Что подвешен на тонкую леску,
И чтоб гамму играл
Школярок, новичок в этом мире,
И чтоб все небеса
Были в солнечном птичьем пунктире,
И чтоб день золотой,
Что сиял и погаснуть боялся,
Лишь одной запятой
От грядущего дня отделялся.

И счастье — вся его недостижимость,
И горе — вся его непостижимость —
Живут бок о бок, рядышком живут
И запросто по имени зовут
Друг друга, и всегда на ты друг с другом.
И горе счастью: «Я к твоим услугам»,
А счастье горю: «Да и я к твоим».
И хорошо на свете им двоим.

Ну наконец-то я уразумела,
Что ты, о жизнь моя, в виду имела.
Спасибо, что имела ты ввиду
Не тяготы, не муки, не беду,
А музыки пленительную ноту.
Прости, что я не уловила слёту
Всё это. И прошу тебя, ответь —
Еще не поздно? Я могу успеть?
Могу успеть? А что — сама не знаю.
«Да не трудись, я слёту понимаю,
Чего ты хочешь, — слышу я в ответ, —
Не торопись. Желаю долгих лет».

Время, времечко, ты ведь меня убивало,
Ну а я всё живу, как ни в чём не бывало.
Ты меня прогоняло, твердило: «Пора!»,
Ну а я всё никак не уйду со двора,
Ну а я всё кружусь и кружусь на земшаре.
А сегодня — взгляни, я и вовсе в ударе.
У меня прямо Болдино нынче почти:
Всё сплошные шедевры. Не веришь? Прочти.

А всё-таки летать приятно,
Особенно туда-обратно.
Но лист, что больше не юнец,
Летает лишь в один конец.
Я тоже улететь рискую,
Гляжу на листья и тоскую:
Вон тот слетает плавно вниз,
А этот в воздухе завис,
Танцует напоследок третий.
…А вот бы обойтись без нетей,
А вот бы взять да уболтать
С косой старуху и летать,
Летать, одно лишь зная точно, —
Что я могу летать бессрочно.

До скорого, скорого… Поездом скорым
Лечу по летящим навстречу просторам.
До скорого, скорого, будущий миг,
В объятья твои я лечу напрямик.
Хочу, не хочу, но лечу я в объятья
Твои. Эта дикая скорость — проклятье.
Я б сбавила темп, перешла бы на шаг,
На медленный шаг, но не ведаю как,
Не ведаю, как мне пожить в настоящем.
Летит моё время по рельсам звенящим
И темп невозможный такой задаёт,
Что даже само от него устаёт,
Чем робкую всё же внушает надежду,
Что встанет, измучившись, где-нибудь между
Сегодня и завтра, потом и сейчас,
Оставив в покое мятущихся нас.

Мир, придумай же что-то уютное.
Надоело все смутное, мутное,
Все скандалы, разборки твои,
Перепалки, придирки, бои,
Потасовки твои, перебранки.
У тебя же такие полянки!
У тебя же такие сады!
Ну побудь же ты тише воды,
Ниже травки, покрытой росою,
Порази нас своею красою,
И давай с тобой нежно дружить.
«Это вы не даете мне жить, —
Слышу грустный ответ, — это вы же
Не хотите быть тише и ниже,
Ниже травки и тише воды,
Вы наделали столько беды!
И на мне столько шрамов и ранок
Из-за ваших дурных перебранок!»