Лариса Миллер - Два ветра, три дождя

И боль умеет крыльями плескать
И даже петь и даже петь умеет,
И страстную мечту свою лелеет
Сжать чьё-то сердце и не отпускать,
И, трепеща на частоте одной
С болящим сердцем, стать ему родной.

Лето кончается. Дело не клеится.
День на излёте. На что же надеяться?
Да на авось, на авось.
Котик соседский на солнышке греется,
Листья то вместе, то врозь
Где-то слетают, а кое-где держатся,
Тихо трепещут, на солнышке нежатся…
Что ж, с кондачка, с кондачка
Дело решим, и надежда прорежется
Зубиком у грудничка.

Я, ей-богу, не знаю, на что положиться.
Разве только на тень, что на тропы ложится,
Разве только на луч, что по тропам скользит,
Разве что на листву, что волшебно сквозит,
На жасминовый куст, осиянный и пенный,
На неведомых крылышек промельк мгновенный.

Господь не сдал нам мир «под ключ».
Он сдал нам мир, где уйма круч
И ям, и всяческих подвохов,
И поводов для тяжких вздохов.
Впустив нас в мир, где всё сквозит
И всё обрушиться грозит,
Господь сказал: «Располагайтесь,
Но на меня не полагайтесь».

Слова не мои, да и музыка тоже.
А раз не мои, то Твои они, Боже.
Прости, что стремлюсь их Тебе навязать,
Но я и двух слов не смогла бы связать.
Надеюсь, что Ты не отпрянешь в испуге,
Не скажешь, что все эти строки — потуги,
Не станешь твердить, что сей опус не Твой,
Не сделаешь бедный стишок сиротой.

Чем занимаюсь? Хожу на свидание.
Кто меня ждёт? Меня ждёт мироздание.
Смотрит в окошко, под дверью торчит,
Дождиком мелким по крыше стучит,
Душу своим нетерпением грея:
Мол, выходи, выходи поскорее,
Мол, без тебя я совсем пропаду.
«Жди, — отвечаю, — проснулась, иду».

Подтверждено документально,
Что жизнь промчится моментально,
Что всех летальный ждёт исход
Сегодня, завтра, через год.
И коль хотеть потратить с толком
Земные дни под синим шёлком,
То надо, как они, сквозить
И скорбным знаньем не грузить
Деньки, которые и сами
Лишь миг живут под небесами.

Лишь тишина умеет говорить.
Она одна такой владеет речью,
Что слушаю её и не перечу,
Готовая её боготворить.
Лишь тишина правдива до конца,
Как истина, как факт неоспоримый,
Лишь у неё есть дар неповторимый
Быть легче пуха, тяжелей свинца.

Теченью жизни потакая,
Давайте жить, не привыкая
Ни к белизне оконных рам,
Ни к виду, что открылся нам,
Ни к саду, чей заборчик шаткий
Все клумбы, яблони и грядки
От люда пришлого таит,
Хотя и сам едва стоит.

Так жалко жизнь. Её так жалко.
Упрятать бы под одеялко
Её. Укрыть бы потеплей.
Сказать: «Родная, не болей»,
Сказать: «Не бойся, я с тобою,
Тебя согрею и укрою,
От всех невзгод уберегу.
Жить без тебя я не могу».

У всех есть душа: у несчастья, у счастья,
Она то ликует, то рвётся на части.
Тоскует душа уходящего дня,
Дождя, что поёт под окном у меня,
Поникших кустов, потускневшего света,
Тоскует душа уходящего лета,
Что, вроде бы, только мгновенье назад
Пришло осчастливить и дачу и сад.

Я обожаю пункт наш населённый,
От неба синий, от листвы зелёный,
Где дни просторны, ночи коротки,
Крикливы станционные гудки;
Где можно целый день тянуть резину,
Следя, как ветер теребит осину,
Как воробьиный шастает народ.
Вот я хожу, гляжу, разинув рот,
И понимаю: мне не хватит лета,
Чтоб разобраться в переливах цвета,
В оттенках звуков тех или иных…
Да что там — лета? Сроков всех земных.

Да неужели можно жить
И прошлое не ворошить?
Да можно ль не впускать былое
В пространство тёплое, жилое,
Не дать ему дышать, грустить,
У нас сегодняшних гостить,
Шуршать страницей пожелтевшей,
Чтоб ветер, в окна залетевший,
Затихнул, зачитавшись тем,
Что вроде бы ушло совсем,
Но чьи любовь и боль, и смута
Не отпускают почему-то.