Лариса Миллер - Средь бела дня

Я за слова не отвечаю,
Я просто в них души не чаю.
Они настолько хороши,
Что я не чаю в них души.
И как они ко мне попали?
Наверное, с небес упали:
Господь молчание хранил
И вдруг словечко обронил.
А я как раз под ним бродила,
Оно ко мне и угодило,
Легко в стихи мои легло,
И вмиг от сердца отлегло.

Нет, эта жизнь — не для меня.
И если что-то получилось,
То потому, что я училась
Наукам всем у бела дня:
У птиц его училась петь,
А у небес его — лучиться,
Хоть было нелегко учиться,
Ведь может даже день темнеть,
Совсем, как ночь, темнеть лицом,
Грозя несчастьем и концом.

А я, начав за упокой,
Опять за здравие кончаю,
Поскольку я души не чаю
В лазури, что течёт рекой.
И свой про бренность разговор
Бросаю вновь на полуслове,
Держа две строчки наготове
Про вешний свет и птичий хор.

Коль небо твоё всё ещё не с овчинку,
То день начинай, ожидая начинку
Такую, которая тает во рту,
Тем паче, что скоро всё будет в цвету,
И сад будет розовый, белый, зелёный.
Начни новый день, точно тортик слоёный,
Не ешь его жадно, а лишь поднеси
К губам осторожно, потом надкуси.

А я проснулась и лежу,
В окошко светлое гляжу.
Гляжу — а там летает снова
Меня заждавшееся слово.
О чём оно? Бог весть, бог весть.
На светлом фоне не прочесть,
Поскольку и оно из света,
Как утро сказочное это.

Да ты преступник, ты преступник,
Рецидивист, вероотступник.
Тебе весенний дарят сад,
А ты проснулся и не рад,
Тебе вручают город целый
И день нетронутый и белый,
И луч сияющий, а ты,
Найдя кусочек темноты
В своей душе, в неё зарылся.
Луч постоял в окне и скрылся,
И сквознячок, что так хотел
Тебя поздравить, улетел.

Мне воробей дорожку перешёл,
А после дрозд перелетел дорожку,
А после грач склевал сухую крошку,
Которую у ног моих нашёл.
Как хорошо среди друзей бродить,
Среди друзей крылатых и пернатых,
Беззлобных и ни в чём не виноватых,
Готовых звонких птенчиков плодить.

Только этого мне не хватало —
Чтобы стало тепло и летало
Всё, чему в холода не с руки
Это делать: стрекозы, жуки,
Чудо-бабочки, птицы, стрекозы —
Все, кому не по нраву морозы,
Все, кому, как и мне, как и мне,
Рая хочется здесь, на земле,
В сих окрестностях, нынешним летом
И на свете, на этом, на этом.

Нас опять соловьи освистали,
Потому что мы краше не стали
И мудрее не стали, увы,
И заботы у нас не новы.
Хоть они на нас взгляд не изменят,
Но они нас, как публику, ценят.
Ведь мы так им умеем внимать,
Так восторженно их принимать!

Влетев в окно, сквозняк сказал,
Что вновь открыт концертный зал
И что туда весной и летом
Свободный вход. Не по билетам.
И поспешила я туда.
А там весенняя вода
В шальных лучах играет сольный
Концерт в тональности бемольной.
А там весёлый птичий хор,
Предпочитающий мажор,
В мелодию вступает бойко.
И только сойка, только сойка,
Что певчих данных лишена, —
Хотя в душе поёт она, —
Курлычет хрипло, бестолково.
Не дай мне, Господи, такого.

Но если жизнь не навсегда,
То, может быть, и смерть на время,
И мир покинувшее племя
Опять воротится сюда.
Ведь если долго крест нести,
То появляется одышка,
И смерть нужна, как передышка,
Чтоб как-то дух перевести.

А кто-то всё несёт дозор,
Следя, чтоб не исчез зазор
Меж тем, что жду и что встречаю.
В зазоре том души не чаю:
Ведь если вьётся жизни нить,
То потому, что упразднить
Стремлюсь зазор меж «есть» и «нету».
И благодарна я просвету
Меж зримой явью и мечтой,
Меж тропкой этой и вон той.