Евгений Афанасьев - Угол зрения

Нарядная, холёная, чужая,
Как за витриной импортный кристалл,
Вы подошли ко мне, на танец приглашая,
А я навстречу вежливо не встал.
И Вы, сверкая зло губной помадой,
Сквозь зубы бросили презрительно:
«Поэт!»
Сверлили, жгли пустым, холодным взглядом,
Твердили что-то мне про этикет…
А я не видел взгляд зелёно-скользкий —
В глазах стояли снова у меня
Загубленные девушки-берёзки
И тополь, почерневший от огня.
Я видел дрожь рябины тонкой,
Родимый дом на огненном костре,
И детство, промелькнувшее сторонкой,
Расстрелянную юность на заре.
Я видел слёз солёных — море,
И жаворонка, павшего с траву.
Я видел и в Европе крематорий,
И дуб в Тригорском, сбросивший листву,
Я видел в ямах худенькие спинки —
Не слёзы — кровь текла из детских глаз…
Я видел и другое — на машинке
Стучали пальчики, печатая приказ.
Стучали пальчики, любуясь маникюром,
И строчки чёрные, зловещие росли,
А Клаву Псковитянку утром хмурым
В бессмертие из жизни увели…
И сколько их — берёзок синеглазых!..
Мне тени о возмездии кричат:
О доблести забытые приказы
Я вижу — те же пальчики стучат!
Живут они, белить себя умея,
Надушены, чертовски хороши —
Их холит перекрашенная фея,
Владелица припудренной души…
Но вижу: под раскрашенной причёской,
Под прелестью улыбочки сырой
Прогнившая скрывается берёзка —
Труха под белоснежною корой:
С гнилой душою дереву ветвистым
Как не белись — во веки не бывать! —
Не верю я до приторности чистым —
Таким не стану руку подавать.

Скоро вновь заколосится
На Псковщине милой рожь.
Где-то рыцарю не спится —
Хочет драться невтерпёж.

Рыцарь снова шебуршится:
«Рус ферфлюхтер. Мужики!»
Чешет рыцарь поясницу
Да считает синяки.

Лез он в драку с жаждой дикой
Похвалялся «Дранг нах Ост!»
А прижали у Великой —
Вмиг поджал свой пёсий хвост!

«Скобари» — с нас взятки гладки,
Если мы разъярены:
Не достали по сопатке —
Битте — по низу спины.

Били крепко, дело было,
А теперь-ка посмотри:
Возмужала наша сила,
Выросли богатыри.

Одолев земную тягу,
Весь в космической пыли,
Наш Микула-работяга
Вывел в космос корабли.

Сдал в музей давно дубину
И в плечах раздался вширь,
Грозный Муромец былинный
Русский чудо-богатырь.

Знай, кто видит сны лихие,
Про святую нашу рожь:
Есть снотворное в России —
Заруби и подытожь!

I
Покорённый красою дремучей,
На виду полюбившихся рек
Поселился мой родич могучий,
Град построил и Псковом нарек.
С той поры всевозможные флаги
Проплывали Великой-рекой.
Прибывали всесветные скряги
К псковичу за медком, за пенькой…
Всяк привечен радушнейшим россом.
И кого ж ты, земляк, привечал:
Гость заморский с разбойничьим носом
За российским столом пировал!
То не тучи встают за рекою
На мужицкое горе твоё —
Ты великою добротою
Скликал чёрное вороньё.
Стыла кровь от набатного звона,
Над Псковою был воздух горяч,
Полыхали родимые клёны,
Леденил душу детский плач.
Смерть по улицам проносилась
Смерть темнела в речной воде —
Вот когда седина появилась
В тёмно-русой твоей бороде,
И поднялся ты с палицей в небе
Неразгаданный русский мужик —
Как могуч ты в священном гневе,
Как в великой скорби велик!
Помутнела волна чудская
От ворожьих поганых костей —
Где вы, всяких мастей мамаи?
Где вы, рыцари всех мастей?

II
Плыл малиновый звон над Псковою,
Разгонял всероссийскую грусть —
Исцелилась водою живою,
Плечи вновь расправляла Русь —
Любы ей топоров перестуки!
Беспокойным российским царём
В пору ту за мужицкие руки
Окрещён был пскович «скобарём».
Видно, царская — не иначе —
Оказалася лёгкой рука —
То словцо, как репей, мой земляче,
Прилепилось к тебе на века.
«Скобарём» в армячке-зипунишке,
Что столетья заплатами цвёл,
Ты с дубиной дубовой под мышкой
И в лаптях по истории шёл!
Вновь пылали хоромы родные
От ворожьих коварных кресал:
Бедовал ты все беды земные,
Умирал и опять воскресал.
Но не встал на колени уныло,
С раболепием незнаком —
Не один успокоен громила
Добродушным твоим кулаком.
Всем врагам, не читая нотаций,
Не взирая на ранги, чины,
На глазах ошарашенных наций
Ты снимал в назиданье штаны!